кильку. Гера рассказывал Головину полузабытые байки из своей тюремной жизни, которую он то ли выдумал, то ли она была на самом деле, он уже и не помнил, поэтому придумывал на ходу свои истории по шаблонам, которых заготовил в избытке за свою длинную жизнь. Гера, не получивший никаких сведений о Головине по неписанным правилам игры был вынужден понимать этого человека.
А Головин, при вроде бы примитивной его простоте, был для него парадоксом, Гера не мог предугадать его реакцию на тюремные рассказы, его крокодильи слёзы, его странный, внезапно возникший человеческий интерес к Александру – персонажу Геры. У Геры не было конкретного задания, согласно правил игры в его власти было всё что угодно, – он мог обобрать этого человека, убить, подставить или наоборот – помочь и продвинуть.
Сложность Геры была в том, что его подведомственный аватар Александр включался и отключался без всякой логики, когда ему вздумается, поскольку 15% Гериной власти это ещё не вся власть, кроме того – у самого Александра была 1/3, положенная богами человеку. Соответственно 2/3 или 0,666… помноженные на 15% никак не могли пересилить 1/3 акций самого Александра на свой разум и тело, а разум Александра был очень крепким, закалённым и отточенным в испытаниях, он то и дело проявлялся вместо Геры, и сверхчувствительный Головин не мог не заметить этой странности, заинтересовавшись объектом ещё больше.
Головина тянуло ко всему фантастическому и необычному, он каким-то нюхом всю свою жизнь искал и находил события, которые вменяемому человеку показались бы мусорными объедками, но Головин их берёг, запоминал, и складывая на потом, когда придёт время понимания, копил их как бабка на похороны. И ко всему странному он относился не иначе, как к благословлению богов.
У Александра была ограниченность – обожжённая пята, про которую он рассказывал Головину. У Геры – та же пята, а теперь и новая семья Александра, которую к нему привязали при внедрении. Александр любил свою семью, а Геру внедрили в Москве, в середине пешего путешествия Александра – он не имел ни малейшего представления о «своей» новой жене и дочери.
Гера, глядя на плачущего Головина, просчитывал варианты своего следующего хода, забравшись очень глубоко в собственный расчёт, но так и не достигнув дна – Головин действовал так, словно играл не в шахматы, а в поддавки, и был намерен сдаться ещё не начав игру, с такой тактикой Гера не был знаком – всё что он знал ранее, обычно хоть как-то сопротивлялось. Гера не понимал «это существо», как он называл Головина про себя, за сутки работы у Головина он составил портрет его окружения – бывшие военные, все мелкорослые, и хитроватые, – очевидно это его уровень руководства, люди повыше и попрямее тут не удержатся, а эти прилипли, в надежде отщипнуть от «добряка» кусок сала.
Очевидно тут нет денег, нет достаточного ума и воли, чтобы «пустить эту тройку галопом». Одновременно и при этом