в Мюнхен, оставалось еще чуть более четырех часов. Ровно в десять часов утра не выспавшийся и сосредоточенный Дронго сидел в холле отеля, когда там появилось сразу несколько мужчин. Не узнать в них иранцев было невозможно. Он поднялся к ним навстречу. Сразу двое телохранителей встали между ним и шедшим первым Аббасом Ашрафи.
– Извините, – сказал Дронго обращаясь по-английски, – у нас назначена встреча в этом отеле с господином Ашрафи.
– Подождите, – отодвинул телохранителей хозяин компании. Он был высокого роста, с крупными, резкими чертами лица. Такие лица обычно запоминаются. Темные, выразительные, немного навыкат глаза, мясистые щеки, крупный нос с горбинкой, седые волосы. Ему было немногим больше пятидесяти лет.
– Вы тот самый эксперт, о котором меня предупреждали? – спросил Ашрафи, глядя на Дронго. – Странно. Глядя на вас, я подумал, что вы итальянец. – Он протянул руку.
– Видимо, я слишком долго жил в Италии, – пошутил Дронго, пожимая руку собеседнику.
– Мне говорили, что вы знаете фарси? – перешел на фарсидский Ашрафи.
– Многие азербайджанцы понимают фарси, особенно бакинцы, – напомнил Дронго.
– Я знаю и азербайджанский, и фарси, – улыбнулся Ашрафи, – а вот на пушту не говорю, хотя официально считается, что наши предки пришли именно из Афганистана. Пойдемте, для нас забронирован зал для переговоров.
Отель «Кемпински» в мюнхенском аэропорту был своеобразным достижением стиля хай-тек, когда сам отель был словно возведен из металлических конструкций, которые заполнялись пластинками разнообразного матового стекла. Казалось, что вся конструкция может рухнуть, если вытащить несколько звеньев. На самом деле это была конструктивистская находка архитекторов.
Ашрафи и Дронго прошли в приготовленный для них зал. Сюда же вошел и мужчина средних лет. У него была большая теменная лысина, нос уточкой, тонкие губы и большие очки, придававшие облик прилежного ученика. Это был адвокат компании Муса Халил, выходец из Иордании, закончивший престижный английский вуз, стажировавшийся в американских адвокатских конторах, затем переехавший в Швейцарию и последние восемь лет работавший в компании Аббаса Ашрафи.
Разговор шел на английском, чтобы Муса Халил мог бы понять, о чем они говорили. Он не знал фарси, но зато говорил сразу на шести европейских языках, в том числе и на русском.
– Я просил найти лучшего эксперта, который помог бы раскрыть убийство моего брата, – пояснил Аббас Ашрафи, – вам уже наверно сообщили, что я готов выплатить любой гонорар за успешное расследование.
– Мне сообщили о смерти вашего младшего брата.
– Вилаята убили три месяца назад в Москве, – мрачно пояснил Аббас Ашрафи, – нас четыре брата, и Вилаят был самым младшим из тех, кто приехал с отцом в Египет. И наверно самым любимым. Он был совсем ребенком, когда наша семья уехала из Ирана. Может, поэтому мы все так к нему относились. Ему исполнилось только тридцать шесть, и он был на семнадцать лет моложе меня. Я его очень любил, относился