театральные сцены или гладиаторские бои с соперником, то ли от обиды или одиночества и отчаяния. Скорее всего именно боялась остаться совсем одна.
Он тогда взглянул на эту картину с мужиком на диване в трусах (Альберт засмущался, стал просить ее дать ему спортивные штаны), она старалась в это время сбить с лица краску и по всей видимости ожидала что он будет драться с этим… шахматистом. Но он присел на две минуты в кресле, понял что он уже тут лишний и больше сюда никогда не зайдет после увиденного, это окончательная жирная точка в отношениях, молча не прощаясь ушел. А потом она сама ему позвонила, где то через две недели после последних событий, разговаривал он с ней грубо, жестко и вульгарно, перебивал ее все время, зашел разговор об учебе (училась на экономиста на пятом курсе в институте) и что ей надо дипломную работу делать, сроки поджимают, остается буквально 3—4 дня, объем работы очень большой, компьютера нет своего. Ну и он предложил ей приехать к нему и дома у него делать за его компьютером, хотя сам для себя уже тогда решил что просто не откроет ей дверь и знал что если она у него не сделает за компьютером дипломную – то не сдаст ее, физически не успеет, не хватит времени, не было у ее знакомых и друзей компьютера с принтером. На дворе стояла поздняя осень 1995 года, далеко не у всех в то время была возможность приобрести и иметь дома компьютер.
Так вот, утром как они и договорились, она приехала в 8 часов, он был пьян еще с вечера и спал, хотя услышал звонок. Но так и не вставал с дивана и не открыл дверь. А она звонила с небольшими перерывами постоянно в дверной звонок минут двадцать-двадцать пять, стучала в окна (он жил тогда в другой квартире, на первом этаже). И в этом звонке и стуках в окно слышно было столько отчаяния, что оно просто физически ощущалось, просачиваясь через дверь. Потом она то ли пнула дверь, то ли рукой ударила – и все, ушла. А он просто наслаждался ее болью и так и не открыл дверь. М-да-а… Как же давно это было то, Господи…
Он снова закурил и понял что нет в нем никакого сейчас сочувствия, переживания или чувства стыда, просто ни-че-го нет внутри. Он все последнее время пытался сравнить свои ощущения внутри с тем что было раньше, как он переживал, мучился от стыда, непонимания, психовал по пустякам, истязал себя мелочами, понимая что неправильно и жестоко себя вел по отношению к себе, с людьми вообще обращался порой как со скотом, с тем что есть сейчас внутри него. И понимал с удивлением и настороженностью, что неуловимо и пока расплывчато, без четких контуров, но что то меняется. При чем меняется без его согласия, без его выводов относительно каких то ситуаций в жизни, без его умозаключений или сознательного изменения собственных убеждений, приобретения нового опыта в жизни или извлечения уроков из ошибок в отношениях с людьми. Но что то неумолимо тяжелым, мощным прессом очень медленно, с каждыми прожитыми сутками выдавливало из него внутри эмоции, чувства и ощущения. Все