мешанине азиатских лиц. К нему то и дело подкатывали китайцы и корейцы. А ведь им даже все таблички в центре продублировали иероглифами, а толку? Санька смущенно пятился. С языками у него всегда было туго. Вот и задашься тут вопросом, в кого дочь стала лингвистом…
Кое-как выделив себе личное пространство в полном вагоне метро – солнце клонилось к закату, и тусовочная публика выбиралась из теплых кроваток – Санька снова открыл книжку про Кристиана Вебера. Ну что, «Молот Ведьм», давай, открывай свою суть. Я достаточно разогрет Анискиным и своей картиной возле туалета. Сегодня я остался совсем один. Теряю друзей, как золотой песок, утекающий сквозь пальцы. Нет искренности, нет контакта, нет общих точек соприкосновения. Что у меня осталось? Жена, дочь, работа. Линь меня боится, Анискин вынужден отвернуться. Летный клуб? Там уже наверняка забыли, как я выгляжу. Тишина. Одна лишь тишина. А что было у тебя, Овердрайв?..
Одиночная камера. Строгий режим тишины.
Второпрестольная производит дым и шумы
В твоем радиоэфире.
Каждый прожитый час – царапиной на руке,
Шрамом в памяти, ниткой у Пряхи в клубке,
Морзянкой вер-ни-те-е-го…
Одиночная камера одинокого тела.
Вместо сердца дыра навылет.
Вечность назад смеялось, вчера – пело,
Сегодня идет «на вы»… Бред.
Бредит, бредит, бредит… Молчит.
В одиночной камере смертник
Для проклятий учит иврит.
Есть боль на порядок сильнее привычной —
Кричи-не-кричи-не…
Одиночная камера по запросу.
Дарит анабиоз, отправит к праотцам.
Смерть выходит на дело. Расплетает косы.
Тишина.
Репетиция твоего конца.
Глава 6
«Стенд этот получше иного фитнес-зала будет, – в который раз подумал Санька, привычно пройдясь взглядом по контрольным точкам зала: три монтажных стола, на которых ламповые кассеты лежат, как покойники, черная дыра недособранного усилителя над головой да розовые стекла у стены порталом в другое измерение. – Тренировки не полтора часа, а все восемь, а за занятия ещё и тебе доплачивают, пусть и гроши».
– Ребят, да какого вы с ключами мучаетесь, а? – голос из толпы псевдоработающих прозвучал чистой ноты издевкой в какофонии общего шума. – Лина руками его затягивает, только время на ключи тратите.
Линь подняла голову, пытаясь выцепить из толпы говорящего. По лицу ее было видно, что она одобряет содержание фразы, но только не этот снисходительно-насмешливый тон. Через несколько секунд под грозным взглядом девчонки биомасса работников самопроизвольно выпихнула жертву на бруствер.
– Да я б и рада, – хмыкнула Линь негромко, – да только кто поверит, что у меня силы хватит?
– А ты сожми сколько силы есть, – полез на рожон этот тощенький мужичок, спиной ощущая чужие плечи и отсутствие пути к бегству.
Линь