вернулся через неделю, осунувшийся и повзрослевший.
До этого у него было круглое лицо, а на щеках, когда он улыбался, появлялись ямочки.
Гэвин перестал улыбаться. Никаких ямочек. Стал другим. Серьезным. Больше никаких игр. Разве что из вежливости. Никаких оживающих человечков. Теперь ему было чем заняться…
Теперь у него был Талант.
А потом голова заболела у меня.
Граф открыл воспаленные глаза, посмотрел на шкипера.
– П-письмо, – сказал граф.
– Л-лота, – сказал граф.
– М-мост, – сказал граф.
И, кажется, сам этому удивился.
Я ощущал боль, как расщелину. Мрачную и такую глубокую, что не видно дна. С двух сторон она окружена скалами. Над расщелиной горбится деревянный мост – старый и зыбкий. Казалось, ступи на него шаг – он будет стоять, ступи два – дерево заскрипит, но выдержит. И лишь когда тебе покажется, что мост пройден, остался один последний шаг и пропасть уже не страшна… В тот самый миг, когда мыслью ты уже там, рядом с черным корявым деревом, а тело – тело вот-вот догонит…
В тот самый миг мост рухнет.
Пропасть, над которой в белом тумане кружатся тени – пропасть боли и страха, жарких кошмаров и горячечного бреда – она примет тебя.
И понесется навстречу.
Ты закричишь. И будешь кричать, падая. Будешь кричать, умоляя. Будешь кричать до тех пор, пока не проснешься утром…
В поту. На измятой постели.
С минуту граф изучал свое отражение. Чтобы не упасть, ему пришлось упереться ладонями в зеркальную поверхность. И все равно он с трудом держался на ногах. Графа била дрожь.
Уто ждал.
Раненый оторвал правую руку от зеркала и коснулся повязки. В глазах мелькнуло недоумение. На лбу бинты пожелтели от пота, а красное пятно на затылке он видеть не мог.
Шкипер прочистил горло.
Тассел повернул голову и посмотрел на Уто. Опять равнодушный глаз с черным пятном. Шкипер поежился.
– Мессир граф, кхм… понимаете… ваша рана… лекарь не позволил…
Уто хотел добавить «велел лежать», но натолкнулся на взгляд раненого. Прикусил язык.
Молчание.
– М-мой с-сундук, – выговорил граф с усилием. Голос был хриплый, на лбу выступили жилы. – Ш-шев-велись.
– Встал, дядя Маран.
Древоточец посмотрел на меня.
Потом что-то спросил. Слова доносились сквозь белый туман. Дяде придется говорить громче…
– Кто наши враги? – повторил Маран. Теперь я услышал.
Я молчал. В моей голове начался камнепад. Один маленький камешек вызвал целый поток. Теперь в расщелину летели огромные валуны. Затылок раскалывался.
– Мальчик! – снова позвал меня Древоточец. Без тени раздражения. – Вспомни, чему тебя учили.
– Враги…
– Просто назови.
Я усилием воли отогнал туман:
– Наши враги, это… Морганы…
– Да, – сказал Маран.
– Морганы, – повторил я. – Красные тени. Треверсы. Мастера Тотемов. И самые главные – Слотеры.
– Правильно, –