чтобы пугала академика, но ему становилось как-то неуютно. Даже за длинные полярные ночи он так и не подружился с темнотой и до сих пор ее недолюбливал.
Владимир Феоктистович хорошо помнил полярные ночи начала 60-х прошлого века. Особенно одну…
Это была его вторая зимовка. Темнота, пурга и ветер такой, что буквально валил с ног. Только на климат ведь никто тогда скидок не делал. Ночь не ночь, метель не метель, а работать надо. Большая часть любой экспедиции приходилась на такую вот непогоду. Двадцатичетырехлетнему тогда молодому аспиранту Коноваленко и нужно-то было пройти до своих приборов метров триста, сделать очередной замер и вернуться. Только до нужного места он не дошел – провалился в моржовую полынью. Не углядел за снегом. Об острый край льда фал перерезало как бритвой. Хорошо, что полынья в воду не вертикально уходила, а под углом. Удалось упереться во что-то кончиками пальцев, он воткнул в лед нож и стал подтягиваться. Об одном тогда молился – чтобы лезвие не сломалось. Бог тогда, наверное, каким-то чудом услышал молитву советского ученого-атеиста. Выкарабкался…
И огонек избушки-то виден был. Тусклый, далекий, всего каких-то триста метров…
Владимира Феоктистовича тогда так и не нашли. Когда фал перерезало, за те полчаса, до того времени, как на зимовье поняли, что стряслась беда, и стали Коноваленко искать, веревку отнесло ветром в противоположную сторону. Там ребята и топтались, буквально обнюхивая каждый метр, каждый сугроб…
Это потом уже Владимиру Феоктистовичу рассказали, что втащили в избу глыбу льда. В дверь он головой стучал. Тихо так: тук-тук, тук-тук. Радист услыхал. Сам Коноваленко с какого-то момента ничего не помнил: ни как полз, ни как стучал… Никто не мог понять, как ему вообще удалось выжить. Наверное, очень не хотелось будущему академику умирать тогда, в свои двадцать четыре…
Отделался он сравнительно легко: ему ампутировали лишь два пальца на той самой ноге, которой в лед в полынье упирался… Врач тогда у них в экспедиции замечательный была – Люба Орешкина. Она на ноги и поставила.
Может, и неплохо, что сейчас им в экипаж экспедиции тоже врача назначили? Может, зря он на женщину так ополчился? Радист, врач… Они ему тогда жизнь и спасли…
– Владимир Феоктистович, – в дверь каюты осторожно постучали, – Владимир Феоктистович!
Коноваленко открыл глаза и машинально глянул на часы. Почти семь. Значит, поспал-таки немного. Тяжелый, правда, случился сон, беспокойный, но так обычно перед ответственными моментами и бывает.
– Владимир Феоктистович, – снова поскребся в дверь вахтенный матрос, – вы просили вас поднять.
– Да-да, – громко отозвался ученый-геофизик, сбрасывая с дивана ноги, – я слышу. Спасибо, голубчик.
По корабельному водопроводу зашумела вода. Академик набрал полный бачок и с шумом стал умываться, прогоняя остатки сна.
Глава 4
На верхней палубе у батискафа уже суетились члены команды батискафа