твоя жена признала, что человек на записи похож на тебя. – Вуд наклонился: – Ты помнишь, что она сказала, когда они заставили ее смотреть это перед присяжными?
Я помнил.
– Да.
– Это по-прежнему твое слово против ее и… послушай, тебя долго не было, ты не знаешь. Ее слово сейчас куда более весомо, чем твое. Возможно, весомее, чем твое когда-либо было.
– Значит, ты хочешь, чтобы я сказал, что сделал это, только бы они от меня отвязались и чтобы все это закончилось?
– Признание дало бы тебе больше шансов на отборе, чем упорное отрицание вины.
– Я не хочу никаких отборов.
– Объяснишь ДНК?
– Не могу.
Вуд помолчал.
– Старик, серьезно. Все те видео, две других свидетельницы…
Я поправил его:
– Две азиатские проститутки, которые не говорили по-английски. Они говорили с жюри только через переводчика, и все вопросы были наводящими.
Вуд прервал меня:
– Они обе указали на тебя, когда судья спросил, рядом с кем они проснулись в номере отеля.
– Потому что так оно и было, – сказал я.
– Ты этого не отрицаешь.
– Разумеется, нет. Они были там, когда я проснулся. Я был удивлен не меньше, чем они, но это не значит, что я сделал то, что они сказали.
Он продолжал:
– Одной из них даже не было шестнадцати, а другой едва исполнилось семнадцать. – Он изобразил пальцами кавычки: – «Несовершеннолетние проститутки все равно несовершеннолетние».
– Вуд…
– А как насчет того, – он показал на динамик над нами, – что она сидела там и излагала все как по писаному? Откуда она взяла подробности? Она знала такое, что могла знать только Одри. И у нее не было причины лгать. Я не…
– Вуд, суд закончился двенадцать лет назад. Ты хочешь заново открыть дело?
Он ткнул пальцем в сторону трассы.
– Суд в зале суда закончился, но суд общественного мнения заходит на новый виток. – Он покачал головой. Я дал ему закончить. – Ты понимаешь, что в словаре Уэбстера под определением «виновен все всяких сомнений» стоит твоя фотография?
– Знаю.
Вуд продолжал, но стал уже сгущать краски:
– Посмотри слово «извращенец», и найдешь там ту же фотографию.
Я нахмурился.
– И ты ничего не имеешь против?
– Я не сказал, что ничего не имею против. Сказал просто, что понимаю свое положение.
Во время суда последним гвоздем в крышку моего гроба стала не лучшего качества видеозапись, которая хотя и держалась в строгой секретности, каким-то образом просочилась в прессу и получила название «неопровержимой». Увидев ее в первый раз, Одри сказала: «Это все равно что смотреть, как умирает моя душа».
Я допил молочный коктейль. Вуд хотел было еще что-то сказать, но я опередил его:
– Какой эпизод показали в конце той записи?
Он кивнул и отвел глаза.
Я продолжал:
– Сколько снэпов мы с тобой сделали вместе?
– Что?
– Сколько раз ты вкладывал мяч мне в руки?
– Включая тренировки?
– Да.
– Тысячи.
– А