этого.
Джон говорил, что они с братом и сестрой словно попали в черную дыру. Отец оставил семью без денег, поскольку у него были значительные карточные долги и никакой страховки. Пока отец был жив, мама работала помощницей по хозяйству в нескольких домах, но только по утрам, чтобы возвращаться домой к приходу детей из школы. После смерти отца все изменилось. Мама не только должна была работать полный день, она устроилась на вечернюю работу в ресторан поблизости, чтобы оплачивать счета и отдавать долги мужа.
Джон описывал мне эти годы, как «ад на земле». Он чувствовал, что стремительно взрослеет, и не справлялся с этим. Он не мог учиться и скатился на двойки. От этого он испытал огромное чувство вины, потому что не хотел расстраивать мать. Он пытался учиться, пытался улучшить свои оценки и бросил занятия спортом.
Именно мама закладывает фундамент будущих отношений сына с женщинами.
Вечерами Джон не мог заниматься, поскольку помогал младшим, пока мать работала в ресторане. Джон кормил брата и сестру, делал с ними уроки. Помимо ежедневных домашних дел, он взял на себя более ответственную задачу – защищать младших. Джон проверял, чтобы дверь была заперта на ночь. Но, будучи сам ребенком, он сильно боялся. Ответственность за младших детей пугала его, особенно потому, что он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы защитить их.
«Я не знаю, что это было, – рассказывал мне Джон, – но я так за них боялся. Мне все время казалось, что случится что-то ужасное и я буду за это отвечать. Я помню, что много ночей сидел один, испуганный и подавленный».
Когда год назад Джон впервые рассказал мне свою историю, он уже был взрослым и имел свою семью. Но когда он рассказывал об этих ужасных ночах и попытках защитить брата и сестру, я видела, что давний страх по-прежнему живет в его сердце. Сквозь облик взрослого человека проглядывал маленький испуганный мальчик, и мне хотелось протянуть к нему руки и обнять. Джон до сих пор ощущал боль тех ужасных дней, и, сидя подле него, я тоже могла ощущать эту боль.
«В десять лет я чувствовал себя на все двадцать. Ради матери мне приходилось переносить одиночество. Отец тоже был причиной этого, но я помню, что испытывал по отношению к нему злость и гнев. Я злился на него не только за то, что он умер, и винил себя за подобные чувства к отцу; я злился на него, потому что он так обошелся с нами. Отец играл в карты, имел долги, и мама вынуждена была оставить нас и работать. Пока отец был жив, он много пил. За это я ненавидел его. Вы можете сказать, что он в некотором смысле бросил нас еще до своей смерти. Он постоянно был пьян, и я еще до его смерти опасался за маму».
Пока Джон рассказывал, я удивлялась, насколько хорошо он тогда справился со своим гневом и печалью, поскольку теперь, в 38 лет, он может столь открыто говорить обо всем. Я осведомилась, посещал ли Джон психотерапевта, который помогал ему пережить потерю отца.
«О нет, – ответил он. – Думаю, это было бы здорово, но как я мог? Ведь я не умел водить машину, да и брат с сестрой оставались одни