шаги в сторону протоптанных тропинок, говорила девушка. Он тут же метнулся за ней, не понимая, почему она так быстро увильнула от ответа, не назначив выкуп за прощение.
‑ Ты ничего мне не сказала. Скажи. Что я должен сделать? Не существует того, чего я не смогу! Орион неистово требовал ответа.
‑ Ничто не властно над нами, да, Орион? Для всей нынешней, прошлой и будущей Вселенной мы самые великие и могущественные существа. Другие создания по-разному относятся к нам. Некоторые боготворят, некоторые боятся, но все они едины в своём трепете к нам. Никто из них и близко не может представить грани нашей силы просто потому, что считают её неограниченной. Они ловят каждое слово, произнесённое первородным, каждый наш взгляд. Любое наше появление считается пророческим. А знаешь, что самое интересное? Нам это нравится! Нас захлёстывают эти эмоциональные, восхваляющие богов оды, молитвы и дифирамбы. Нам нравится быть милосердными, карающими, наделяющими, мудрыми, высокопарными, всевластными, яркими, безошибочными. Даже мы поверили в реальность своей безупречности. Неужели «Ты», великий Орион, и впрямь считаешь, что можешь всё? Помни, эти слова ты произносишь подобному, кто на самом деле знает грани первородной силы, кто понимает уровень безупречности только лишь как собственную выдумку, ‑ с глубоким осмыслением произнесла Лели. В них крылись довольно долгие терзания «белых первородных» о том, что же всё-таки делать дальше. Существовать в ареале своей божественной сути, наблюдая за корневыми схемами жизни во Вселенной, либо сделать попытку остановить бесконечно рождающиеся поползновения пустоты, возобладать над их границами первородной сути.
‑ Что ты хочешь этим сказать? Как ты думаешь, какого цвета моя первородная плазма? ‑ он немножко протянул паузу. ‑ У неё один цвет, который для всего разный. Мы те, кто владеет словом. Мы произносим, и «Те» становятся теми, кем должны стать. Мы те, кто владеет светом. Мы показываем, и «Те» идут туда, куда нужно. Наши позиции изначальны, наша сторона ‑ исток, мы не ошибаемся, мы создаём возможности, мы – над причиной, мы – первопричина, мы – произведения истинного повода. Мы видим саму суть, видим Вселенную насквозь, мы даже можем объять её. Мы знаем истинные названия, позволяющие управлять. Мы чувствуем то полотно, из которого сшита материя, мы видим холст создателя, мы понимаем «всё во всем». И именно это открывает нам нашу волю создавать ноты причин. Мы те, кто дарует выбор инструментов надежды. Мы говорим: «Играйте!». И «Те» играют. У них по-разному получается: у кого лучше, у кого хуже, но они играют. Мелодия льётся и каждый из «Тех» счастлив, думая, что эти прекрасные звуки и есть уникальность жизни. Но на самом деле никто из них не может сыграть то, что будет чем-то новым для Вселенной…
‑ А ты, значит, уверен, что мы можем сыграть что-то новое, то, чего не было здесь, и при этом находиться, здесь же?..
‑ Я, ты – мы все первородные видим то, что не видит и больше никогда не сможет увидеть произошедший «Тот». Мы видим и чувствуем ту, до ужаса противную справедливость, из которой сделана непредвзятость «вселенской яви».
‑