интересуюсь этими выводами, как не интересовался бы выводами науки о гимнастических упражнениях, если бы она исходила из предположения, что люди лишены скелета. При этом можно было бы доказать, что обучающихся крайне удобно скатывать в шарики, сплющивать в лепешку или вытягивать в длинные канаты и что, раз это будет проделано, можно ввести в расчет и скелет, сделав соответствующие изменения в полученных результатах. Все эти рассуждения могут быть замечательно логичны, выводы вполне правильны, но только вся эта наука окажется ни к чему неприложимой.
Современная экономическая наука как раз находится в таком же положении.
Признавая, что человек не лишен скелета, она исходит из обратного предположения, что он состоит исключительно из костей, и выводит соответствующую окостеневшую теорию прогресса из отрицания в человеке души. Показав, где предел того, что может быть получено из костей, и построив ряд геометрических фигур из черепов и плечевых костей, она успешно доказывает неудобство появления души. Повторяю, что я не отрицаю правильности выводов этой теории, а утверждаю, что она неприложима к человеку и обществу в их действительном виде.
Эта неприменимость самым очевидным образом проявилась при затруднениях, вызванных последними стачками английских рабочих. Здесь ясно представился один из самых простых частных случаев тех основных жизненных проблем, которые составляют предмет политической экономии (отношения между нанимателями и рабочими); и вот в таком серьезном деле, когда речь идет о жизни множества рабочих и о приостановке значительного производства, политэкономы оказываются бессильными и практически безгласными. Никакого наглядного разрешения этого затруднения, которое могло бы убедить или успокоить обе противоположные стороны, они дать не в силах. Предприниматели упорно держатся одного взгляда, а рабочие не менее настойчиво – противоположного, и никакая экономическая наука не может привести их к соглашению.
Да и странно было бы, если бы она имела эту возможность, так как не наукой люди приводятся к соглашению. Спорящие по очереди тщетно стремятся доказать, что интересы хозяев враждебны или не враждебны интересам рабочих; и никто из них, по-видимому, не признает той простой истины, что не всегда между людьми неизбежно возникает вражда в силу противоположности их интересов. Если в доме только одна корка хлеба, и мать с детьми голодают, то их интересы не одинаковы. Если мать съест корку, дети будут лишены пищи; если съедят корку дети, матери придется голодной приниматься за работу. Но из этого отнюдь не следует, что они непременно будут бороться из-за корки, и что мать, как самая сильная, отобьет ее у детей и съест. Точно так же всегда и при всевозможных условиях нельзя с уверенностью утверждать, что люди неизбежно должны относиться друг к другу враждебно и употреблять насилие или хитрость для достижения преимуществ только потому, что их интересы различны.
Но если бы даже положение,