бумагами, – написание сценария, как всегда, выпало на мою долю. В зал ввалилась шумная толпа репетирующих – с Ним во главе. Разместились передо мной, даже не заметив, я лишь сильнее вжалась в кресло – ну и хорошо, что не видят.
– А что, – вдруг выпалил мой скромный краснеющий мальчик таким голосом, которого я у него никогда не слышала, – эта жирная корова еще не пришла? Ей отдельное приглашение нужно? Сказали же, к двенадцати в зале быть!
– Ты про Давыдову? – тихо переспросил долговязый, косящий на один глаз Дима.
– Про кого же еще! Фу, бесит. Припрется щас, опять начнет своими телесами на сцене трясти и визжать, как потерпевшая: вы не так поееете, вы не то говорииите! – передразнил меня бывший возлюбленный.
– Хорош, Леха, – тихо остановил Дима, – нельзя так про девушку.
– Кто девушка? Давыдова? Да она уже давно не девушка, я точно знаю!
Наверное, нужно было дослушать до конца. Наверное, тогда бы я узнала, какого мнения вчерашний мой милый друг о моих сексуальных способностях, которые, впрочем, Алексею были не известны, да и мне самой, чего уж там. Но обида сдавила горло так, что не только слушать – дышать стало невозможно. Я встала, подошла к нему со спины, тронула за плечо, он развернулся удивленно, узнав – вдруг перекосился весь то ли стыдливо, то ли испуганно, а затем я влепила ему пощечину. Театрально, наверное, но я сделала то, что мне ужасно хотелось сделать. Потому что до этого момента я отказывалась верить услышанному. «Нет, – думала я, – он не мог так нарочно меня обидеть, я сама в чем-то виновата». Может, я недостаточно для него хороша, умна, красива, наконец, что, не видя меня целый месяц, он вдруг разлюбил меня, разжелал со мной быть, и это полностью моя вина, не его, а не смог объясниться – понятно, это всегда сложно. О, как я его оправдывала! А он оказался обычной дрянью. Собственно, первой сволочью на моем жизненном пути.
Моей рукоприкладной бравады хватило ненадолго. Через несколько минут я рыдала в подсобке кабинета истории, пока испуганная классная руководительница не привела Сашу, сгребшего меня в охапку. Саша увел меня к себе домой, его мама напоила меня чаем и отправила нас к нему в комнату, где я битый час плакала на Сашином диване, кляла себя, Алексея и всех «мужчин», вместе взятых.
На следующий день в школе меня встретил Алеша – он ждал в вестибюле, увидев меня, подошел, виновато отводя в сторону глаза, процедил сквозь зубы извинения и, судя по тому, что дурацкие слухи вскоре умолкли, он прекратил злословить на мой счет. Не знаю, что на него подействовало: возможно, ему стало стыдно за то, что он оскорбил меня в моем же присутствии, впрочем, не подозревая об этом, возможно, пожалел меня – наверняка ему донесли, что я потом плакала. Но скорее всего, за меня вступились – наверняка тот самый тихий Дима, всегда, даже после нашего расставания с Алешей, остававшийся вежливым со мной, – когда толпа мальчишек из их класса пролетала мимо меня, улюлюкая и сыпля оскорбления в мой адрес, он всегда здоровался и улыбался.