нижняя челюсть ездила из стороны в сторону. Тнефахт тоже ничего не понимал, он медленно скреб одутловатую щеку, глаза глупо блестели. Княгиня Аа-мес присутствовала в беседе лишь в качестве прекрасного, безмятежно улыбающегося барельефа. Можно было подумать, что она не просто не понимает ничего в происходящем, но и не желает понимать. О, если бы можно было приблизиться к ней, взять за руку и прижаться щекой к этой руке. Однажды такое было, в прошлом году, и мальчик навсегда запомнил ощущение блаженства, что дарили ему прикасающиеся ко лбу и к шее пальцы.
– Ты можешь идти, Мериптах, к своему учителю, если только он еще не лег спать, – сказал Гист, приветливо улыбаясь.
Посмотреть или не посмотреть, думал Мериптах про незнакомого гиксоса, отступая спиной к двери. Так и не посмотрел.
После его ухода начался пир. Столичные гости, сопровождаемые хозяевами, перешли в соседнюю залу, где все уже было готово благодаря стараниям Хуфхора. Ничего похожего на общий стол традиция египетской трапезы не предполагала. Пирующие устраивались по двое, по трое на подушках, там, где им показалось удобным. Непрерывно снующие служанки обносили их угощениями и напитками. В эту глухую предновогоднюю пору, когда весь народ мрачно томился в духоте темных хижин и глодал сухую корку в тревожном ожидании разлива, подобное пышное празднование многим представлялось чем-то не вполне уместным, оскорблением древних традиций. Бакенсети отлично знал, сколь многие раздражатся против него, но видел в этом очередную свою жертву на алтарь своей любви к Апопу. До него дойдут непременно слухи о том, как великолепно принял он царского посланца, как безоглядно он нарушил египетские установления во славу Авариса. Дикие подданные будут оскорблены? Тем лучше! Пусть привыкают. Надоело притворяться, изображая из себя маленького фараона. Апоп осудит его за неосмотрительность? Может быть, но в глубине своего сердца будет польщен.
Правящая чета воссела на самую высокую гору подушек. Меж супругами поместили большое золотое блюдо, с которого они, согласно старинному правилу, должны были угощаться по очереди. Бакенсети не хотелось есть из-за сегодняшних переживаний, и вообще ему хотелось сидеть не там, где предписывали правила, но с гостями. Ему казалось, что он не договорил с ними, не услышал от них самое важное. Ему хотелось расспросить поподробнее о здоровье своего боготворимого друга. Одного формального сообщения Мегилы, что он здоров и большую часть времени проводит в «Доме размышлений», явно не хватало для удовлетворения душевной жажды князя. Он проклинал правила надуманного египетского этикета и рассеянно бродил пальцами меж кусками мяса и финиками. Аа-мес, напротив, была, судя по всему, в прекрасном расположении духа, много и с удовольствием ела, грациозно вертела головой, держа под прицелом своего интереса весь зал.
Мегила и Гист сидели неподалеку в обществе Тнефахта. Он в соответствии со своим чином должен был развлекать гостей. Их беседу вряд ли можно было назвать оживленной. Начальник гарнизона молчал,