Грязно-серый потолок с выпуклыми уродливыми сварными швами. Длинные коридоры с неровным полом. Много белого слепящего цвета и короткая острая боль, пробившаяся даже сквозь болеутоляющее.
Нож вытащили. Но наутро было такое ощущение, будто врачи, долго не думая, зашили рану вместе с лезвием. Горло было в относительном порядке – лёгкая хрипота, больно глотать и жуткий синяк на шее. Вот, собственно, и всё. Легко отделалась.
Звонила бабушка. Добрые люди ей сообщили о случившемся. Вызвалась приехать, но я отговорила её же словами, в том смысле, что толку от жалости и переживаний не будет.
Волнуясь за Вариссу, я ждала прихода следователей корпуса. Но пришли совсем другие люди. Вернее, пришёл. А я думала, мы попрощались навсегда.
Демон. Как всегда, небрежно одетый, светлые волосы растрёпаны то ли от ветра, то ли причесаться забыл. Отросшая щетина отливала рыжиной, серые глаза запали. Очередная ночь без сна?
Псионник пододвинул стул и сел, так же не отрывая от меня взгляда.
– Как ты?
– Нормально, – пожать плечами не позволила тугая повязка. – А как ваш… твой сотрудник?
Он запрокинул голову и потёр лицо ладонями. Что это – жест усталого человека или?.. Видимо, догадка отразилась на моем лице, потому что Станин вдруг усмехнулся:
– Переживаешь за него? Не стоит. С ним всё в порядке. Спит в соседней палате.
Я испуганно посмотрела на стены, пытаясь угадать, за какой из них.
– Под охраной, – правильно истолковал мой страх Дмитрий.
Хотелось спросить: «Почему он, а не я?» – но были вопросы и поважнее.
– Варисса в тюрьме? Что она ему сделала?
– Отоварила бутылкой по голове. В результате – сотрясение мозга. Несильное. Хуже то, что Гош физически и эмоционально истощён. Не знаешь, с чего бы ему на тебя нападать?
– Нет. Варю отпустили? – снова спросила я, а он снова не ответил.
– Он что-нибудь говорил?
– Да, что-то насчёт того, что я должна умереть.
– А…
– Демон, – перебила я. – Что с Вариссой? Ответь, пожалуйста.
– Есть два варианта, – псионник поднялся и отошёл к окну, теперь мне был виден только профиль. – Первый: делаем всё по правилам. Два уголовных дела, двое подсудимых.
– Она меня спасла!
– Пусть суд решает: оборона или превышение допустимых мер самозащиты.
– А второй? – в горле пересохло от нехороших предчувствий.
– Дело уходит под юрисдикцию службы контроля, и мы расходимся без взаимных претензий. Ты не заявляешь на моего сотрудника, а он на старуху. Объяснение инциденту я придумаю.
– Рука руку моет, – вырвалась у меня расхожая фраза.
Псионник обернулся, на лице читалась неприкрытая злость.
– Да. К тебе это тоже относится. Если б не Нирра…
В палате воцарилась тишина. В одноместной палате. А ведь он, в сущности, прав, многим вещам, воспринимающимся как само собой разумеющееся, мы обязаны не собственным заслугам, а