квартиры.
И пришедшая стала нечленораздельно объяснять, что она социальный работник, новенькая на этом участке. И сегодня она готова сходить в магазин, чтобы облегчить жизнь почётному пенсионеру района. Говорила женщина негромко. И почётный пенсионер был вынужден прижаться ухом к двери. Каждое её слово наращивало в Ирвине гнев. Да за кого она его принимает? За дитя малое? За немощного инвалида?! Что он уж и в магазин сходить не может? Или это правительство хочет его обездвижить, дома запереть, чтобы подох поскорее? Без движения-то?
Взбешённый Ирвин, не дождавшись паузы в речи социальной работницы, закричал на беднягу и заглянул в глазок, – очень уж хотелось увидеть лицо этой выскочки, которая помогать ему собралась, если не сказать хуже – спасать… Его спасать? Да он сам кого хочешь спасёт! Он ветеран! Последнее поколение истинных воинов!!! Если и может кто кого спасти, так это он!!!
Линза глазка играла с пространством и растягивала лицо работницы чуть ли не на весь коридор. Ирвин уже кричал о том, что способен ещё в магазин ходить и не позволит никому у себя это право забрать, что квартира ему не тюрьма, – когда обратил внимание на три тени позади женщины. Он вздрогнул и замолчал. Ещё ближе прижался к стеклянной линзе. Лицо женщины размылось, а три фигуры на заднем плане попали в фокус. Страх пронзил Ирвина от пяток до подбородка.
– Вы? – произнёс старик.
Он узнал тех, чьё присутствие чувствовал не так давно.
– За мной… – проговорил он, отстраняясь от глазка.
Старик отступил от двери и тут же уверенно шагнул на прежнее место. Нет уж, так просто он не уступит. Границу будет держать до последнего, вверенную ему территорию врагу не отдаст.
– Ага! – азартно завопил Ирвин. – Поодиночке страшно на старого ветерана! Без боя не сдамся! Так просто меня не возьмёшь. Убирайтесь, гадины! Пока не пришиб!
Бедная социальная работница попятилась.
Смерти расступились, пропуская её.
– Во-во! – радостно закричал Ирвин, в надежде что незваные гостьи отступают. – Бегите! Я страшен в гневе, етить вашу мать!
Социальная работница бегом бросилась вниз по лестнице. А Смерти спокойно подошли к двери. Ирвин содрогнулся, но не отступил.
Молодая Смерть качнула головой – мол, выходи.
– Рано мне ещё! – крикнул Ирвин. – Убирайтесь! В дом не пущу и сам не пойду. Рано мне, рано…
Рот Старухи исказила кривая улыбка.
На лестнице послышались шаги, ровный уверенный ритм сменяющих друг друга каблуков, по нарастающей. Девушка с ржаными кудряшками появилась на лестничной клетке. От ушей к сумочке тянулись провода, завершаясь плеером, выглядывающим из внутреннего кармана сумки, из-под молнии. Губы девушки подрагивали, вторя словам песни. Ирвин умолк и обречённо прижался к двери. Сердце тяжело ухнуло и камнем повисло меж рёбер. Девушка тем временем надавила на звонок и, не отпуская кнопку, стала стучать.
– Уходи, не сегодня, я слишком устал, – заговорил Ирвин, преодолевая себя. Но девушка пристукивала ножкой и мотала головой