Иванович. Иван Павлович, да ведь это же против естества, против мировидения.
Иван Павлович. Естество здесь ни при чем. Естеством одни собаки живут, а мы люди, наше дело – социальные условия.
Глеб Иванович (к Марье Ивановне). Ну а вы-то, Марья Ивановна, вы-то? – Где же ваша доля? – Вы ведь будете вроде мамаши?
Марья Ивановна. А ну вас, у меня в голове от ваших разговоров целый гул гадов… Иван Павлович меня прямо загонял бюджетом. Уйду я от вас в разбойники: у вас все силы не на жизнь, а на учет уходят, а мне одна домашняя доля остается…
Катя (высовываясь из-за двери). Папаня, там целых два ящика. Только я их не дотащу, – ты иди волоки, я тебе покажу.
Иван Павлович уходит за ящиками.
Глеб Иванович (хватая за руки Марью Ивановну). Марья Ивановна, что же вы мне не сказали, что у вас ребеночек-то будет! – Ведь ему особое питание потребуется… Ведь я вижу, что Иван Павлович неспособен родить, ему революция душу отшибла. Ребеночек-то ведь мой, получается… Марья Ивановна, сподвижница, – ведь ребеночек-то, получается, наш с вами, мой то есть… Да ведь я для этого факта… Марья Ивановна, – наш?! Вы родить не бойтесь, все родят, и ничего, службу получают и живут до старости. Я от вас никогда не отлипну, буду как страстотерпец при вас. У меня все принципы повысились до высшего разряда… Наш?!
Марья Ивановна. Может, и наш. Знаю, что мой.
Глеб Иванович. Ну а как же ты – родить-то будешь? – К чему эти комиссии-то?
Марья Ивановна. А пущай мудрит, может, льгота какая будет. Двинуться мне некуда от вас, а то бы я вам показала, как бедной женщине родить!
Глеб Иванович. Ну его с комиссиями. Давай вместе жить по всем принципам и в теплой тишине.
Марья Ивановна. Подождем – увидим. Нашелся тоже родитель по шестому разряду. Я у тебя две недели чулки просила. Вон какие фильдеперсовые поступили в епо, а ты – принципы!.. То всеобщая равная свобода, а то принципы. Ты что – по принципиальности в любовники ко мне влип?
Иван Павлович волочит два ящика и устанавливает их около стола.
Иван Павлович. Идут! С той улицы! Маня, ляжь, вроде как нездоровится, вроде как тошнит. Глеб Иванович, сядьте к столу, читайте любую книжку, а я буду работать, – на службе всего не поспеваешь. Я кое-что упорядочу для вида. (Садится к столу, листает бумаги.)
Марья Ивановна ложится на бушлат. Пауза.
Глеб Иванович. Вот в газетах пишут, Иван Павлович, – радио в массы, чудеса науки и техники в массы, прочие отношения – тоже в массы. Только успевай ловить. Я, конечно, понимаю, что вас принцип мучает с абортом, но, думаю, надо подойти к вопросу индивидуально, без массового масштаба. Швырнуть ребенка в массы нельзя, он в воздухе растворится, как падучая звезда.
Иван Павлович. Мы живем в настоящие времена, а не в будущие. По нашим временам человек должен выполнять общественные функции, а также лично жить и наслаждаться. Я послужил для общества тремя детьми, а теперь служу счетной работой.
Пауза.
Глеб Иванович. Я бы, Иван