не собираюсь ничего опровергать, но я тебе заявляю, что если ты будешь продолжать в том же духе, мы поссоримся.
–
Ладно, не волнуйся, но скажи мне, наконец, откуда она у тебя появилась, эта брошка, которую могла носить только персона, посещающая забегаловки, в которых подают почки в соусе за сорок су? Это что– воспоминание о любимой женщине? Я думаю, что
у тебя была веская причина для этого. Утверждают, что тебя недавно
видели в серьёзных салонах, где показываются молоденькие, хорошо воспитанные и образованные девушки, которые охотно бы вышли замуж за художника, лишь бы он только зарабатывал сорок тысяч франков в год, а твой доход уже должен приближаться к этой внушительной цифре. Но эти девушки не могут носить такие позолоченные побрякушки. Если ты хочешь, чтобы я завидовал тебе, расскажи мне об этом.
–
Верро, мой друг, ты говоришь глупости, и мне не следовало бы тебе отвечать, но нужно питать жалость и милосердие к умалишённым. Я готов тебе сообщить, что нашел эту булавку вчера вечером, в омнибусе, и что я её сохранил, как воспоминание о бедной девушке, умершей вчера, ведь она должна была служить ей, чтобы удерживать шляпку на её несчастной головке по время поездки.
–
Ах! Тогда поразмышляем! Это-украшение для празднично разодетых кухарок, а я тебя со всей ответственностью могу заверить, что чудесное создание, которое в этот момент располагается на одной из мраморных плит Морга, никогда в своей жизни не таскало корзин с провизией. Я скорее думаю, что её потеряла в омнибусе одна из её соседок.
–
Тогда я тебе её дарю,– ответил Амьен.
–
Я принимаю твой подарок,– воскликнул Верро.– Это – вещественное доказательство. Иногда достаточно самой маленькой вещицы… чего-нибудь, на что никто не обратил внимания, чтобы поймать убийцу… бумаги… запонка, забытая в театре на месте преступления… как это описано в известном романе «Преступление в Гранд Опера», это называется перст Божий.
–
Хорошо! Твоя страстишка будет удовлетворена… булавка твоя!
–
Называй это как хочешь-капризом… страстью. Но эта страсть к установлению истины принесла в мою голову одну идею, и я собираюсь проделать перед твоими глазами один опыт. Где Улисс? Иди сюда, ко мне, Улисс! Мяу! Мяу! Мяу!– мурлыкал Верро ласковым голосом.
–
Что ещё ты хочешь от моего кота? Не беспокой хоть его, я тебя прошу.
Улисс, привлечённый жестами горе-художника и следователя-любителя одновременно, уже подходил к нему медленно, степенно, как и подобает коту, который уважает себя, и является хранителем очага.
–
Не иди к нему, Улисс,– сказал Амьен.– Ты прекрасно видишь, что этот господин лишь посмеётся над тобой. У него нет ничего, чем он бы мог угостить тебя.
–
Я ему не принёс ничего вкусненького, это ясно,–