перебила Сара.
– «Себе жилье», – эхом повторил Мэйкон, но так тихо, что за шумом дождя казалось, будто он беззвучно пошевелил губами. – Что ж. Ладно. Если ты и впрямь этого хочешь.
– Можешь забрать дом, – сказала Сара. – Ты же ненавидишь переезды.
Почему-то именно это ее доконало. Она резко отвернулась. Мэйкон включил правый поворотник. Заехал на заправку «Тексако», встал под навесом и выключил мотор. Потом начал растирать себе колени. Сара вжалась в угол. Только стук дождя по высокому навесу нарушал тишину.
Глава вторая
Мэйкон думал, что после ухода жены дом покажется просторнее. Но в нем вдруг стало тесно. Окна сжались. Потолки давили. Настырная мебель как будто осаждала.
Сарины вещи, конечно, исчезли – всякая мелочь вроде одежды и украшений. Но неожиданно оказалось, что и кое-какие крупные предметы несут отпечаток ее личности. Ящики раскладного стола в гостиной, забитые надорванными конвертами и неотвеченными письмами. Приемник в кухне, настроенный на станцию «98 Рок». («Надо знать, чем дышат мои ученики», – говаривала Сара, когда, напевая, проворно накрывала завтрак.) Шезлонг, захвативший единственный солнечный пятачок на заднем дворе, – там она загорала. Разглядывая цветастое сиденье, Мэйкон поражался тому, что пустота может быть так полна следами человека: он слышал легкий аромат кокосового масла, всегда навевавший мысли о пина-колада, видел широкое блестящее лицо, непроницаемое за темными очками, и ладную фигуру в купальнике с юбочкой, о котором Сара слезно молила на свое сорокалетие. В душевом поддоне остались волосы из ее роскошной шевелюры. Опустевшая полка в шкафчике для лекарств, заляпанная сизоватыми пятнами жидких румян, мгновенно вызывала в памяти ее облик. Мэйкон всегда бранил жену за неряшливость, но сейчас эти пятна казались трогательными, словно разноцветные игрушки на полу, оставленные ребенком, которого отправили спать.
Средних размеров дом ничем не выделялся в ряду таких же домов на улице в старой части Балтимора. Раскидистые дубы укрывали его от палящего летнего солнца и вместе с тем защищали от ветра. В квадратных комнатах царил сумрак. Из Сариных вещей в шкафу остался только коричневый шелковый кушак, висевший на крючке, а в ящиках комода – ватные шарики и пустые флаконы из-под духов. В прежней детской был идеальный порядок, точно в гостиничном номере. Кое-где в доме слышалось что-то вроде эха. Мэйкон подметил, что по дому ходит бочком, стараясь не задеть мебель; он будто сомневался, что здесь его возьмут в постояльцы. И казался себе долговязым. Неуклюжие ступни где-то далеко-далеко внизу. В дверных проемах он пригибался.
Ну вот, говорил он себе, выпал шанс все переделать. В нем разгорался легкий неуместный интерес. Домоводство требовало определенной системы, чего Сара никак не понимала. Она была из тех хозяек, у кого вся посуда без разбору свалена в кучу. Ей ничего не стоило запустить посудомоечную машину ради горсти вилок. Мэйкона это раздражало. Он был противником посудомоечных машин вообще, считая, что они жрут электричество. Это было, можно сказать, его хобби. Экономия электроэнергии.
Теперь кухонная