продержать Шану в больничном изоляторе не меньше недели.
Я кивнула. Если тюрьмы полны умалишенных людей, то больничные изоляторы – подлинный эпицентр сумасшествия, где особо буйные пациенты мечутся из угла в угол палаты, крича что есть мочи, чтобы об их безумии узнал весь мир.
Возможно, прежде моя сестра не собиралась кончать жизнь самоубийством, но неделя в изоляторе сделает свое дело.
– Это сегодня годовщина со дня ее первого убийства? – спросила я. – Мария говорила, что какой-то репортер добивается свидания с Шаной, чтобы задать ей несколько вопросов по этому делу.
Вместо ответа суперинтендант МакКиннон выдвинула ящик стола и выудила из него перевязанную кипу писем.
– Его зовут Чарли Сгарци. В первый раз он позвонил сюда полгода назад. Мы объяснили ему, что свою просьбу он должен отправить в письменном виде лично Шане. Мне сказали, она прочла несколько писем, но ни на одно из них не ответила. Очевидно, его это не остановило.
Суперинтендант передала мне письма. Я насчитала более дюжины конвертов, на каждом из которых стоял почтовый штемпель с датой отправления. Получается, на протяжении последних трех месяцев этот репортер писал практически каждую неделю. Все конверты были вскрыты, но это не означало, что Шана их прочла. Скорее всего, перед тем как отдать письма получателю, из соображений безопасности их проверяла охрана.
– Все эти письма написал один и тот же человек?
– Да.
– Из какой он газеты?
– Не из газеты. Он блогер, ведет какой-то интернет-портал или что-то вроде того, я не очень в этом разбираюсь. Как говорят мои дети, бумажные газеты – это каменный век, интернет-новости – вот наше будущее. Может, и так, только что мне стелить под кошачью миску?
– Шана прочла все письма?
– Нет, только первые два или три, а потом она и вовсе перестала их брать.
– Но вы-то их читали?
– Лично я – нет, но мои сотрудники проявили любопытство. Сами понимаете, вашу сестру трудно назвать популярной пациенткой.
Я снова кивнула, понимая, что суперинтендант имеет в виду. Многие пациенты, находясь в заточении, начинали вести активную социальную жизнь, становились более общительными, и, соответственно, охране было приятнее иметь с ними дело. Особенно это касалось молоденьких симпатичных девушек. Шане же в этом плане ловить было нечего. В свои сорок с хвостиком, закаленная жизнью в тюрьме, она имела вид не просто малопривлекательный, но скорее даже отталкивающий. Не удивлюсь, если большинство считают ее лесбиянкой. Лично я в это не верю, учитывая сексуальный характер ее убийств, однако, опять-таки, я ее об этом не спрашивала.
– Когда Шана стала получать письма каждую неделю, – продолжила суперинтендант, – мы стали подозревать, что они могут содержать нечто большее, чем просьбу о личной встрече.
Я в третий раз кивнула. Может, моя сестра и не красавица, но на ее счету числится в том числе употребление наркотиков, так что я понимала беспокойство