будем бояться, злиться, чесаться, опухать и, главное, – всегда ждать, при любом действии и событии мы будем первобытно ждать, – когда же это все кончится? Когда кончится наваждение и все станет просто. Мы приняли неизвестность за бесконечность – математики попутали, жиды обманули.
И одинаково страшно, когда просто во мраке не знаешь, куда ставишь ногу, или центральный компьютер накрылся и гиродин остановился, и батареи потеряли Солнце. Вера – это уловка, приручение неизвестности, тоже, кстати, в силу ограниченности наших параметров, – единственная возможность преодоления Страха перед Неизвестностью.
Вырваться некуда. Ввысь? Там все завалено – космическая помойка. Куда убыть? Вглубь себя? Но там мы упремся в свои ограниченные возможности. И только недолговечность нашей жизни и оскудение в конце, если она окажется длинной, мешают «объять необъятное». Только недолговечность, только смертность и тупость делают этот мир таинственным.
Может быть, лучшие умы, продвиженцы духа, религиозные философы, священные тексты – помогут? Но они все – о том же, только на утраченном языке.
Что делать?
Представьте себе, что происходит нечто и не заметить уже поздно, невозможно, стыдно. Что делать? Что никто не виноват и все виноваты – уже как бы давно усвоено. Но это куриное всполошение, этот искренний короткий всплеск, что что-то надо делать – принять участие, помочь, короче, ринуться, – это чувство неизменно возникает. И что же? За исключением тех случаев, когда вы успеваете не задавить, удержать от прыжка с моста, даже, если повезет, вытащить утопающего, – очень мало найдется возможностей поучаствовать кратковременно. Ну, там, благодарность до гроба самому себе – не в счет. А так ведь даже подобранный котенок, если и дальше думать о его благополучии, а не всучить кому попало, будет жить лет 15, даст бог, будет болеть, выпадать, пропадать, кушать, писать, какать, а то еще будет не писать, или не какать, или не там, будет облезать и страдать, если у вас нет для него дачи на лето, и т.д. и т.п. Я уж не говорю, какие непосильные проблемы влечет за собой бесшабашное, а часто и тщеславное решение поучаствовать в жизни нуждающегося в помощи человека.
А ведь и кроме таких забавных ситуаций, как в песне «Пионера вдове стало жалко…», очень часто становится жалко, безумно жалко, непосильно. Что же делать все-таки с бездомными собаками, несчастными грязными голодными детьми, брошенными стариками? Что делать, наконец, с циничной сволочью, не учитывающей существования других живых людей, что делать с властью, не щадящей подданных, ни в грош не ставящей их жизни, что делать с тупыми жестокими вооруженными скотинами – подручными и жертвами власти? Что делать, чтобы мир не был устроен так?
Делать нужно только одно и самое главное – жертвовать. Сделано вообще ровно столько, сколько пожертвовано. Чем, скажете вы? Чем-чем – жизнью: временем, силами, сном, «своими интересами», безмятежностью, страстями, пороками, принципами, привычками, идеалами, вкусами, «возможностью