Мне докладывают: он у себя. Дверь, понимаешь ли, заперта. Павлуша мой всю руку себе отбил, стучамши…
Референт тут же поднял покрасневшие костяшки пальцев, демонстрируя, что – да, действительно отбил, теперь придется лечиться.
Выражение лица у него было обиженное.
Громоздкий человек между тем принюхивался, шевеля ноздрями.
– Дымом пахнет, Баргузин, – констатировал он. – Ты что, шашлыки здесь жаришь? – Наклонился к столу и, взяв за горлышко, повернул к себе опорожненную на две трети бутылку коньяка. – Армянский, пять звездочек. Хорошо, понимаешь ли, Баргузин, живете…
Директор стоял, будто громом прихлопнутый. Все недавнее оживление с него схлынуло, он, по-видимому, не мог пошевелиться, только повел вокруг безумным, неистовым взглядом – Валечка тут же вскрутилась на месте, как вихрь, и стремительно исчезла из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь и таким образом отрезав неприятную сцену от посторонних.
После этого директор покашлял в ладонь и сокрушенно сказал:
– Здравия желаю, Мокей Иванович… товарищ министр… День рождения тут… как-то… образовался… Но главное – конечно – мы завершили тематику, которая имеет большое народохозяйственное значение… Помните, вы поручали нам разработку несгораемых спичек для космонавтов… Чтобы, так сказать, исключить аварии… Соответствующий полимер уже синтезирован… Дорабатываем технологию… Скоро можно будет запускать в производство…
И он замер, пожирая начальство глазами.
Министр хмыкнул.
– День рождения, понимаешь ли… На работе… у тебя, что ли, Баргузин, день рождения?
Директор даже подпрыгнул.
– Никак нет! Виноват, товарищ министр!.. – по-военному развернулся и указал на Сергуню, обомлевшего и, вероятно, не знающего, куда податься. – У него – день рождения… Так сказать, наш ведущий сотрудник…
Министр поднял бровь, недоуменно рассматривая Сергуню. И Сергуня вдруг как-то странно заколебался на стуле. Заколебался, очень мелко, точно привидение, задрожал, очертания его фигуры стали расплывчатыми, проступила сквозь них деревянная спинка стула – три секунды, и Сергуня буквально растворился в воздухе. Только канцелярская скрепка заблестела на том месте, где он сидел.
– Так у кого, понимаешь ли, день рождения? – отстраненно поинтересовался министр.
Некоторое время директор, вытаращив глаза, оцепенело взирал на эту слегка разогнутую обыкновенную канцелярскую скрепку, а потом вздрогнул и покраснел, цементируя разум усилием воли.
– У меня, – обреченно сказал он. – У меня день рождения… Пятьдесят восемь лет… – И вдруг, озаренный гениальной догадкой, торопливо пробормотал: – Может быть, так сказать, не откажетесь, Мокей Иванович… Чисто символически, так сказать…
– Чисто символически? – спросил министр. И, втянув дымный воздух, неожиданно крякнув, совсем как Бледный Кузя, потер друг о друга бугристые лопатообразные ладони. – Чисто символически – это, понимаешь ли,