ее пришивали, наспех, стягивая иголкой расползающуюся старую ткань. Такая вдруг захлестнула жалость. Если бы было можно! Если бы хоть чуть-чуть больше денег!.. Мизюня, кстати, что-то почувствовала – выхватила пальто из рук. Терпеть не могла, если ее начинали жалеть. Это когда по поручению Лени они ходили в Технологический институт брать интервью у студентов. Почему-то уже восемь вечера. Занятия давно закончились. Преподаватель, встреченный в коридоре, посоветовал найти группу, сдающую сейчас курсовые. Идти почему-то надо было через подвал. Жутковатая теснота, бетон, вентили, трубы во встопорщенной краске, из обмотанных ветошью сочленений капает ржавчина. Хочешь не хочешь, а вспомнишь высказывание Полоскина об изношенности основных фондов. Видимо, ничего из этой страны не получится. Выбрались наконец, у Мизюни – огромное ржавое пятно на виске. Где это она умудрилась коснуться? Пасков оттирал его сложенным носовым платком. Потом не удержался – поцеловал это место. «Еще!..» – строгим голосом потребовала Мизюня. Нашли группу, сидящую в полутьме за обшарпанными столами. Преподаватель, желчный старик в очках, твердо высказался за демократию. Студенты глупо прыскали и отмалчивались. А вы как, ребята, сами?.. Да мы – никак… Как так – никак?.. Да мы газет не читаем…
У Паскова это как-то не укладывалось в голове. Многое тогда действительно в голове не укладывалось. Гайдар хотя бы рискнул – отпустил цены. А дальше-то что? Наладится, как гласят учебники по рыночной экономике, само собой? Конкурентные механизмы сбалансируют производство и спрос, цены угомонятся, можно будет вздохнуть хоть чуть-чуть свободнее. Ничего такого, однако, не происходило. Наоборот, чем дальше, тем хуже, тем меньше оставалось уверенности и надежды. Вдруг где-то в Сибири вышли на рельсы шахтеры. И не просто так вышли, а на сутки остановили движение поездов. Зарплату им не платили, оказывается, уже целый год. Потом – забастовка учителей. Тоже, оказывается, не платили. Затем – прогремевшая на весь Петербург забастовка работников Кировского завода. Если судить по газетам, не платят вообще никому. Денег нет у врачей, у военных, у докеров, у работников электростанций, у милиции, у почтовиков, у актеров, у преподавателей… И все, разумеется, требуют, требуют, требуют… Митинг профсоюзов… Митинг ученых… Митинг объединения левых партий… Пикет скорой помощи у здания городского парламента… Нет, оказывается, бензина, чтобы ездить на вызовы… Чем они там, в правительстве, вообще занимаются?.. И только уже через несколько лет – после всяких акционирований, после катастрофического августовского дефолта, после таинственных залоговых аукционов, сопровождавшихся то скандалами, то обращениями в суд, то убийствами, когда выяснилось, что Черномырдин – один из богатейших людей планеты, личное состояние исчисляется несколькими миллиардами долларов, стало понятно, чем они там в действительности занимались. Однако уже проехали, все забыто, истлело, погребено – прах истории, откуда уже ничего не выкопаешь…
Самое удивительное,