родичи мужского пола. По скандинавскому обычаю женщина вообще вправе уйти от мужа, прихватив заодно и приданое, и кое-что сверх того. Даже детей, если те выразят желание уйти с матерью. Разумеется, если женщине есть куда уходить, но тем, кто во власти, уходить, как правило, есть куда.
В этой ситуации обижать жену – чревато.
Получившие лёгкие травмы девушки-челядинки Илью всё равно обожали. Но то челядинки. А девушка гордая и родовитая, которой, скорее всего, и быть женой сыну моровского князя, на грубое обращение может и обидеться.
Но женщины – это полбеды. Ещё одна черта Ильи, которая не нравилась Духареву, – безбашенный авантюризм. Когда у парня падала планка или даже просто вожжа под хвост – он был способен в одиночку, не дожидаясь подмоги и поддержки, кинуться хоть на целое войско. Ну да, он сам – маленькое войско, но переоценка собственных сил – вреднейшее качество для воина.
Ещё один дефект – невнимание к деталям. Опять-таки связанное с переоценкой собственных сил.
И привычка сражаться до победы, а не до полного разгрома врага. А враг, поверженный, с переломанными ногами и дыркой в брюхе, возьмёт да и воткнёт в ногу победителя ржавый ножик… и месяц спустя гордый победитель скончается от заражения крови.
Ни Артём, ни Богуслав никогда не упустят угрозу из зоны внимания, не повернутся спиной к потенциальному противнику, если тот представляет опасность. Даже к женщине или калеке. А Илья – легко. Собственная сила его опьяняет. Это понятно, учитывая, что не так уж давно он был беспомощным калекой. И учитывая, что по возрасту он ещё совсем пацан.
Но стрела в спину возраста не спрашивает, а спина у Ильи широка. В такую трудно промахнуться.
Сергею Ивановичу очень хотелось, чтобы у Ильи было время повзрослеть, а для этого бреши в его воинской безупречности следовало заделать. Тем более что незадолго до отъезда у Духарева состоялся очень интересный разговор с черниговским князем…
Фарлаф, князь черниговский, был далеко не молод. Выглядел даже постарше Духарева. Но власть в своей вотчине держал крепко. Куда крепче, чем были связаны меж собой Киев и Чернигов. Хотя на верность Владимиру Фарлаф и присягнул, но отношения князей были скорее союзнические, чем старшего с младшим. На своей части Днепра Фарлаф был таким же полновластным хозяином, как Владимир – на своей. И в Диком Поле его боялись не меньше, хотя сам Фарлаф уже давно не водил рать на степняков.
– Мне нужен верный человек в Муром, – сказал черниговский князь Духареву, когда они от пустого трёпа перешли к серьёзному разговору. – Твой сын, я думаю, подойдёт. Отдашь?
Духарев подумал, что речь идёт о Богуславе, и уже прикидывал, как повежливее отказать…
Но Фарлаф имел в виду вовсе не Богуслава. Младшего.
Понравилось черниговскому князю, как лихо Илья разделал Соловья, славу которого по всей Руси успели разнести недобрыми устами. И то, что не бросил дело на полпути, а постарался и додавил птенцов-последышей,