Я вижу в вас, мой принц, будущего короля Арагона и спешу первым выразить вам свою радость по этому поводу. – Он замолчал, делая эффектную паузу перед деловой частью своей речи. – Однако мне почему-то кажется, что у вас тоже есть все основания принимать живейшее участие в судьбе юного принца Эдуарда. Я не ошибаюсь?
– Допустим. Что из этого?
– Вы знаете, мой друг, с момента глупой и нелепой гибели короля Ричарда, коей вы были свидетелем, в Европе стало многое меняться и, увы, далеко не всегда в нашу пользу. Король Джон окончательно рассорился с императором, а посему королевство Арелат, короной которого еще совсем недавно был венчан наш покойный друг и король, досталось младшему сыну императора Оттона – Иоганну Гессенскому. Но Бог с ним, с Арелатом. В конце концов, это имперские земли и нам нет до них дела. Хуже другое. Как стало известно мне из тайных источников, заслуживающих полного доверия, король Франции Филипп II Август, еще вчера клявшийся в непримиримой ненависти императору Оттону, сегодня ищет пути к заключению с ним мирного договора. Полагаю, что они зайдут и дальше, образовав военный союз. Думаю, не нужно объяснять, чем это грозит Англии.
– Не стоит. Подобное положение дел развяжет руки французам, позволив Филиппу всеми силами ударить по французским владениям короны.
– Вы, как всегда, правы, – улыбнулся Шейтмур. – Поверьте, у меня и в мыслях нет сомневаться в полководческом даре моего друга графа де Меркадье, но, как вы как-то метко заметили: «Лучшая победа – это несостоявшееся сражение». По-моему, на редкость мудрая мысль.
Я внимательно поглядел на своего собеседника. Не помню, когда я говорил эти слова, но фраза, без всякого сомнения, принадлежала мне.
– Не скрою, – продолжал Уолрен, – меня давно восхищали то изящество и ловкий расчет, которые вы неоднократно демонстрировали в своих деяниях. Увы, мой принц, я не могу предложить вам ничего, достойного ваших превосходных качеств, но вместе с тем дело, по поводу которого я хотел бы посоветоваться с вами, имеет величайшее значение для нашей страны.
– Необходимо разрушить союз между Францией и империей, – констатировал я.
– О милорд! – с деланным восхищением воскликнул канцлер. – Господь наградил вас недюжинной проницательностью. Поверьте мне, ваше высочество, это дело архиважное. Мы все, весь народ Британии и, конечно же, в первую очередь ваш… – он внезапно умолк, – простите, я оговорился, наш будущий король, будем вам благодарны за этот подвиг!
Я подумал, что, кажется, еще не давал согласия на требуемую операцию, но отказываться, похоже, было уже поздно. Варрава мило улыбнулся, завершив беседу со мной фразой:
– Когда во Франции вам потребуется связаться со мной, сделайте это через вашего юного друга.
Произнеся ее, он тут же потерял ко мне всякий интерес, и дальнейшие слова были обращены к герцогу Честеру.
– Дружище Росс, надеюсь, ты не держишь на меня обиду за чересчур резкие слова, сорвавшиеся у меня с языка в пылу спора?
– А,