в харчевне старого Клита! До сих пор вздрагиваю, вспоминая дикие вопли скифов, яростные глаза под надвинутыми на брови островерхими шапками и свист сыромятных ремней.
Иногда мне кажется, что дед Порота тоже меня вспомнил и узнал, но говорить с ним или с кем другим о путешествиях в Дремадор я теперь опасаюсь.
Скверно это кончается. Склянкой с диэтилдихлорсиланом это кончается. И вспоминать об этом мне больно и стыдно.
Паршивое утро.
Дед Порота по-холостяцки завтракал бумажной колбасой, вареными вкрутую яйцами и луком, запивая все сладким чаем. Действо это, выполняемое с каменным выражением бородатого лица, он называл по-солдафонски – «принимать пищу». Мою распухшую лодыжку он заметил сразу, покачал неодобрительно головой, но ничего не спросил, буркнул хмуро командирским голосом:
– Бардак.
Ну, бардак и бардак, что тут возразишь? Я сдержал позыв вытянуться по стойке «смирно» и гвардейски рявкнуть «так точно!», согласился молча, развел покрепче кофе и, чувствуя внутреннюю готовность все ж таки вскочить и рявкнуть, примостился на подоконнике у раскрытого окна и закурил.
– Съешь чего-нибудь, пузо загубишь, – сказал дед Порота, а когда я отказался, опять подвел итог каким-то своим мыслям:
– Полный бардак.
– Где?
Это было стратегической ошибкой, дед завелся с полоборота:
– А везде! Куда ни сунься – полный бардак! Как ему не быть? Раз нет порядка, значит, бардак. А порядка, сам знаешь, нет!
Ну, началось, фиг остановишь… Жажда порядка у деда Пороты в крови. По рассказам, был он кадровым офицером, воевал, немалые имел награды, да вышел у него какой-то конфуз с подавлением мятежа на фатовых рудниках. Не то слишком многих он подавил своими танками, не то совсем не тех подавил, кого надо было. Вот и сослали его с повышением в звании в отставку, но пенсию и наградные платили регулярно. Из дедовой комнаты, куда я по молчаливому уговору никогда не заглядывал, доносился частенько какой-то грохот, слышались вопли, бряцанье и урчанье, а иногда тянуло паленым и почему-то мокрыми шкурами.
– …эти, тоже мне, звездные герои! Который уж месяц на орбите болтаются, вернуться не могут. Третий раз объявляют о запуске ракеты, а она все не взлетает. Бардак? Бардак.
Дед Порота загибает палец.
– Белых лучников я в молодости сам топил, каменюку на шею и в омут, а теперь – пожалуйста! Всю жизнь прожил в тупике Малый Парадиз, а сегодня выхожу – новая табличка висит: проспект Юных Лучников, тьфу!
Дед загибает еще один палец.
– Жрать нечего, пить нечего, курить тоже нечего. Куда все подевалось? А времена Крутого Порядка ругаем, как же, обидели кого-то, сопатку разбили! Зато, помню, в магазин зайдешь – глаза разбегаются, а сейчас? Шампуня по сто грамм на полгода дают, хочешь сразу на плешь вылей, хочешь – нюхай полгода.
Из загнутых пальцев образовался кулак, и дед грохнул им по столу.
– Не бардак, скажешь?! До чего докатились, призыв объявлен, а в армию народ не идет, западные