попарно. Они-то думали, что умело выстояли столько времени против него, а на самом деле Коловрат просто играл с ними, играл, как кот с мышами.
Коловрат шел быстро, гремя кольчугой. Он был сумрачен, как ненастный день. Разговор с князем не давал ему покоя. Как уговорить князя Юрия, как убедить его? Какие еще найти доказательства того, что опасность близка. Или князь прав? Может быть, и в самом деле все не так мрачно, как виделось Коловрату? Татары побоятся сунуться в земли русские, а если сунутся, то князья всегда смогут договориться с ханом. На то они и князья!
– Батюшка! – услышал он звонкий голосок и обернулся.
От стайки отделилась одна из девушек и подбежала к Евпатию. Она обхватила руку отца своими руками и прижалась щекой к его плечу.
– А мы идем на берег хороводы водить.
– Хороводы? – с сомнением переспросил Евпатий и посмотрел на топтавшуюся в стороне группу юношей.
Многих он знал, они были сыновьями уважаемых мужей в Рязани. Кто купец, кто боярин княжеский. Главное, что среди них Коловрат не видел Андрея. Захотелось сказать теплые слова дочери, приголубить ее, но с уст сорвались лишь строгие слова:
– В лес нынче не ходите. Опасно. На берегу похороводите – и назад. До сумерек вернись!
– Да, батюшка, – улыбнулась девушка и посмотрела на отца так, что Евпатию показалось, что Ждана понимает его состояние, что ее не удручает сухость отца. Видит, в каких он заботах постоянно. Видит и жалеет его. Как она сейчас похожа на свою покойную матушку.
Девушки со смехом побежали вниз по улице мимо оружейных и шорных мастерских. Парни двинулись следом, оборачиваясь на сурового воеводу. Коловрат двинулся в сторону дома неторопливым шагом. Раздражение проходило, уступая место усталости и какой-то опустошенности. Нельзя сдаваться, понимал воевода, но и нужно давать себе время на отдых от забот, иначе сердце надорвется, сгорит душа, сам себя сожжешь.
В доме было пусто. Пусто стало тогда, когда умерла Милава. Родила Евпатию дочь, и забрал бог ее душу к себе. Дочь выросла на руках у кормилицы, стала такой же красавицей, как и мать, а в доме все равно пусто. Евпатий поднялся по ступеням и прошел через гридницу в свою горницу, сбросил на лавку кольчугу. Постояв у постели, он пошел по дому. Прошмыгнули смешливые девки, отправившиеся трясти во дворе постель, за окнами дворовая птица подняла гам и била крыльями. Никого из домашней челяди было не видно.
Евпатий в задумчивости прошел на женскую половину. Постоял у двери в светлицу, потом отворил ее. Посреди комнаты в свете четырех окон сидела женщина, возрастом чуть моложе самого Евпатия, и вышивала. Евпатий понял, что это платье из приданого его дочери. А ведь сама Ждана должна готовить себе приданое. Таков обычай. Но упрекнуть ее кормилицу Лагоду у него язык не повернулся. Совсем молодой она вошла в дом Евпатия. Тогда, шестнадцать лет назад, она потеряла грудную дочь. И потому что у нее было молоко, ее и позвали выкармливать Ждану. Так и осталась Лагода в доме Евпатия.