что мама упорхнула на йогу. И не вернется до самого вечера. А Сережа – в командировке. Это его агрегатное состояние – отсутствие, его никогда нет рядом. Между прочим, потому я и не вижу ни единой причины, чтобы они с моей сестрой реально женились. Впрочем, этим планам – этой свадьбе и всему прочему, скорее всего, не суждено сбыться в любом случае.
– Это еще почему? – нахмурился Игорь. Я вздохнула.
– Потому что даже если Сережа и вспомнит про свадьбу и вернется, и не сбежит с нее, как невеста из этого дурацкого фильма с Джулией Робертс… как там его название….
– Сбежавшая невеста? – подсказал Игорь, по-прежнему не улыбаясь.
– Да, точно. Так вот, даже если Сережа – целый и невредимый, с паспортом и честными намерениями доберется до алтаря, не факт, что моя сестра до конца апреля выйдет из больницы, куда ее сегодня, вот прямо только что увезли на «Скорой». Вот так! – Я закончила «речь» и с непередаваемым наслаждением просмотрела живое кино под названием «я не знал, прости, мне так стыдно, господи, что ж ты сразу не сказала, вот черт, что случилось…». Кажется, немножко романтики все-таки мне досталось на бедность. Вовка тянул меня за рукав и требовал еды.
Глава 3
Никогда не поздно понять, что «мне уже многое поздно»
Вещи не могут стать нормальнее, чем они есть. Все может только ухудшиться, усугубиться и осложниться до степени невозможности и абсурда, но моя сестренка, вооружившись сборником расхожих истин, до исступления борется за то, чтобы доказать обратное. Иногда я представляю свою сестру Лизавету как набитую позитивом, что той соломой, «страшилу», который продолжает плестись по дороге, вымощенной желтым камнем, в надежде, что где-то в конце пути ему все же отвесят немного ума. А я бегу сзади и подбираю все, что просыпается из ее чемодана. «Люди могут меняться». «Мы сами решаем, какой жизнью нам жить». «Главное – принять на себя ответственность за проблему, и она уйдет».
Ага, как же. Особенно такая проблема, как ее муж Сережа.
Я сидела на краешке больничной постели, Лиза лежала и вздыхала так, словно ужасно устала лежать. Она была бледна, но в апреле в Москве не было никого со здоровым цветом лица. Мой букет стоял на подоконнике, в литровой больничной банке с водой. Я подарила цветы Лизе, чем, конечно, заслужила категорическую ярость Игоря. Я предложила заплатить ему за букет, чтобы он потом купил мне другой, и это его рассмешило. Мне кажется, только это меня и спасает порой – что я могу брякнуть нечто уж совсем невообразимое. Тогда всем становится ясно – на идиотов не обижаются.
– И куда он делся? – спросила я, рассматривая на тумбочке таблетки в пластиковой рюмке-контейнере. – Что случилось? И когда?
– Утром, дома. Я…
– Подожди, как – утром? Ты позвонила к обеду!
– Ну да! Я не хотела никого беспокоить. Просто когда я упала, сначала даже не подумала, что может быть что-то не так. Ну подумаешь, упала. А потом у меня заболел живот. Очень сильно заболел. Я испугалась и вызывала «Скорую».
– Это правильно. Это