на десятое, но все-таки понимала немецкий. Как было не понимать – ведь она проработала уже месяцев девять прачкой и судомойкой на немцев.
– Ты, наверное, опять пьян, Геллер? – спросил СС-оберштурмфюрер Вернер, брезгливо и строго глядя на переводчика. – По гауптвахте соскучился?
– Да не сойти мне с этого места, оберштурмфюрер! Пить мне желудок не позволяет, а у девчонки в самом деле нет отпечатков пальцев! Редчайший экземпляр! Может, это признак вырождения у славян?
Скептически усмехнувшись, Вернер взял Аню за руку и с минуту внимательно разглядывал ее пальцы. Потом, откинувшись в кресле, не спеша вытер руки носовым платком.
– Вы работаете у нас прачкой? – спросил он Аню. – Это видно. И еще видно, что ты болван, Геллер! – со вздохом сказал оберштурмфюрер. – А также пример вырождения. И от тебя опять разит шнапсом. Эта девка работает у нас прачкой и пользуется эрзац-мылом, в котором очень много щелочи. Ежедневная стирка белья таким мылом может не только сгладить пальцевые узоры, но и начисто разъесть их, – он усмехнулся, закуривая сигарету. – Видно, что она преданно работает на великую Германию. Сними отпечатки каким угодно способом и катись ко всем чертям!
Выйдя из здания штаба с новым пропуском в кармане, Аня взглянула на свои натруженные руки. Все время в горячей воде и это проклятое немецкое эрзац-мыло!.. Но ничего не поделаешь. И совсем неизвестно, когда все это кончится…
С тазом под мышкой, в своем неизменном белом платье, пошла Аня по улице военного городка, с любопытством глядя вокруг. Она помнила этот военный городок еще тогда, когда он строился до войны, когда вокруг, как и сейчас, пахло известью и краской. Только тогда дома строили команды красноармейцев. Голые по пояс, загорелые, перекидывались они улыбками и шуточками с девчатами, провожали взглядами ее, Аню Морозову, когда она, надев лучшее свое ситцевое платье, шла со справкой об окончании восьмилетней сещинской школы наниматься счетоводом в штаб авиационной дивизии. А над Сещей летали «ишаки» и «чайки», и все пели песню из кинофильма «Истребители»:
Любимый город может спать спокойно
И видеть сны, и зеленеть среди весны…
Давно исчезли те красноармейцы из сещинского военного городка, давно не ходят они в поселок Сещу к девчатам. Давно улетели и краснозвездные «ястребки» и тяжелые «ТБ-3» с Сещинского аэродрома на восток. Многие из тех, что носили золотистые крылышки в голубых петлицах, уже отдали свои молодые жизни за Родину где-нибудь под Москвой или под Сухиничами, под Духовщиной или Кировом.
Да, не узнать теперь Сещу. Вон у полуразрушенного здания ДКА – бывшего Дома Красной армии, где до войны работал телефонистом Анин брат Сережа и где так часто по вечерам Аня танцевала с летчиками, у входа в офицерское казино выставлен щит с афишей кинофильма: «Покорение Европы». Написано, конечно, по-немецки. Тут и там ветер шевелит трехцветные полотнища с черной свастикой. Людно, тесно стало в авиагородке. Кругом пестрят, мелькают немцы в разноцветных униформах, тарахтят