разрухе сороковых, и поднялся на свой этаж, где в мрачной, захламленной двушке снимал у какой-то полубезумной старухи крохотную комнатку. Старуха была подслеповатой – что, впрочем, не мешало ей с невероятной сноровкой пересчитывать полученные от квартиранта деньги, – и страшно любопытной: Малыш был уверен, что та постоянно проверяет его комнату. А что тут искать? Ни золота, ни оружия, ни наркотиков. Какие наркотики, если Малышев даже не курил, а уж водку и вообще на дух не переносил.
Квартирант открыл дверь своим ключом, неторопливо разделся и плюхнулся на раскладушку, стоявшую в центре комнаты. Старухин диван, громоздившийся у стены, вызывал у Малышева непреодолимую брезгливость, и раскладушка была куплена в первый же день освоения нового жилья. В числе покупок был также новый чайник, к которому прилагались солидный запас кофе, чая и сахара. На этом краткая эпопея благоустройства и закончилась…
Малышев заварил в кружке крепчайшего чая и, присев на подоконник и мрачно поглядывая на раскинувшийся за окном неухоженный двор, помаленьку прихлебывал почти черный напиток.
«…Ни кола ни двора… Ни семьи, ни близких. Это про меня. Почти тридцать лет, а все по съемным халупам. Ладно, еще пару заказов Иваныч даст – можно будет и о маленьком домике в Подмосковье где-нибудь подумать. – Малышев чуть заметно усмехнулся. – Как старуха-то меня все про жизнь мою выпытывала! А что я ей могу рассказать? Про детство, где были только пьяная мамаша и ее хахали? Про то, как у соседей хлеб взаймы брал? Или как меня во дворе били все, кому не лень? Про армию? Как в спецназ попал – кстати, вовремя в армию загребли, иначе сел бы точно! – и какого дерьма пополам с кровью в Чечне хлебнул полной ложкой? М-да, если бы не Сергей Иванович, я бы и за Чечню сесть умудрился бы… Он меня тогда отмазал, а то вломили бы мне срок за того ментовского капитана-суку… Да хрен с ними со всеми – теперь я вольный стрелок. Наемник. Слово-то какое поганое… Солдат удачи, блин! А что мне еще остается, если, кроме как стрелять и глотки резать, я больше ничего не умею? А это уж я умею – научили, спасибо добрым дядям… Да, противно, да, грязь, да, кровь! Но… расклад во все времена был и остается простым: или ты овца, или волк – третьего не дано, что бы там по телевизору про любовь к ближнему не трендели. Это кого мне любить – тех уродов во дворе? Или ворюг, что всю страну себе по карманам распихали? Давить их надо, как крыс жирных. Работа, конечно, противная, но… Не противнее, чем халдеем в ресторане спину перед каждой тварью спесивой гнуть. Работа как работа – каждый ест свой хлеб…»
В кармане куртки запиликал мобильник. Малыш поставил кружку на подоконник, достал трубку и посмотрел на высветившийся на дисплее номер. Нажав зеленую кнопку, коротко ответил: «Да!» Невидимый собеседник так же коротко предложил спуститься вниз, к машине, ожидающей Малышева во дворе.
В полумраке салона самой обычной «Нивы», слегка подсвеченном лампочками на приборной доске, Малышева ожидал тот самый Иванович, о котором наемник вспоминал минут