до своего почти невыносимого пика, а потом резко отступала. Сейчас наступил именно самый болезненный момент. Поэтому на попытку Скопина схохмить он скривился без какого-либо энтузиазма.
– И что может сделать вертолёт, да при такой балльности, – Скопин вдруг заметно помрачнел, однако снова не смог удержаться от подначки. – Даже если у их гомиков на борту просто запор случился – ведро пургену в море сыпануть? Так и то без толку – Гольфстримом разнесёт, лишь тюлени на Шпицбергене обосрутся.
Он ещё раз взглянул на «квитанцию», видимо прикидывая координаты.
– А ведь действительно, норвежцам-то со Шпицбергена до них рукой подать.
– Единственное, что их самолёт сообщил – лодка всплыла. Союзнички, мать их… И наши в штабе – молодцы. Наверняка их из Нортвуда[11] напрямую попросили – наши не отказали, но вертолётом отмазаться решили. Как будто не знают про погоду.
– Ребят на «вертушке» слать – только машину потерять. Тем более скоро стемнеет. Но… помочь-то надо…
– Да знаю я… – отмахнулся Терентьев, наконец, почувствовав, как схлынуло давление в черепной коробке. Угрюмо поглядывая через рубочное стекло на буквально «упавшее» на море небо, низвергающее потоки дождя, коротко приказал: – Командуй поворот. На «Петре» подойдём.
Крейсер описал циркуляцию, ложась на новый курс, вгрызаясь в шторм.
Принесли карту погоды, которая мало того, что не обещала ничего хорошего – лишь усиление ветра, так ещё и при нужном курсе волна будет бить прямо в борт. Либо – идти зигзагами, растянув всю эпопею на несколько лишних часов.
Терентьев вызвал командиров боевых частей, поставил перед ними задачу, приказав готовиться к штормовому плаванию. Объявили и по корабельной трансляции, предупреждая остальной экипаж.
– Как скоро дойдём? – спросил у штурмана.
– Часа за три там будем.
– Если ничего не случится, – пробормотал Скопин, выискивая чего-нибудь деревянное, чтобы суеверно постучать. Ничего слёту не нашёл, плюнул на это мнительное дело и накликал себе… приключение.
Волна стала конкретно лупить в правую скулу, вздымая брызги выше полубака, обильно кропя палубу. Но, несмотря на то что температура была примерно околонулевой – всё же успевала стекать через шпигаты, не образуя наледи.
Помимо качки, периодически ощущалось неприятное вздрагивание при встрече с особо крутой волной.
Непорядок обнаружил вахтенный офицер, смотрящий с ходового мостика прямо по курсу, поэтому нос корабля был у него, что говорится, постоянно перед носом.
А «непорядок» заключался в том, что усердие стихии нашло слабое место – при очередном ударе волны на срезе полубака сорвало с замков ящик, закрывавший электровыключатели от правой вьюшечной[12].
Вахтенный – молодой офицер, из новеньких, сразу доложился о происшествии.
С командного пункта на «ходовой» поднялись старпом и командир. Прильнули к носовому остеклению. Включили