и что в рамках этого проекта намереваюсь отдавать напрямую людям приказы, мяукая фразы, и чтобы они при этом никогда ничего не путали.
Желтые глаза ангорца не выражали ровным счетом ничего. Он сказал, что ему неинтересно ни понимать людей, ни вести с ними диалог. Какое жалкое, ограниченное создание!
Хуже всего, что в своем нынешнем состоянии он был совершенно счастлив: не питал амбиций, не проявлял ни к чему интереса, прозябал в своей жалкой вселенной ангорского кота, напрочь лишенного перспектив в таком деле, как познание окружающей вселенной.
Да, Пифагор был прав, из нас очень многие довольствуются скудным мирком дома. В своем невежестве они черпают успокоение, а любознательность других внушает им тревогу и страх. Они хотят, чтобы дни походили друг на друга как две капли воды, чтобы завтрашний день напоминал вчерашний и чтобы в будущем происходило только то, что уже было в прошлом.
Так что я отказалась от намерения заняться образованием Феликса и расхотела делиться с ним своими планами.
Я немного нервничала и поэтому предложила ему принести хоть какую-то пользу, занявшись любовью с моим телом. Он не заставил просить себя дважды. Я почувствовала, как он вошел в меня и как затвердели в моем влагалище иголочки его члена. Мне это доставило боль, но я сжала челюсти. Феликс несколько раз дернулся и задрожал. Как сексуальный партнер он оказался так себе. Ни страсти, ни воображения, ему даже не пришло в голову меня слегка укусить, хотя я обожаю, когда мне в шейку впиваются острые резцы.
По мере нарастания волны наслаждения я, чтобы как-то себя вдохновить, представляла себе Пифагора.
Принципиальная разница между сексуальностью людей и кошек, пожалуй, в том и состоит, что нам для занятий любовью необходимы чувства, в то время как для них это лишь акт воспроизведения потомства, которому они предаются, когда слишком нервничают или беспокоятся за выживание своего вида.
Феликс возбуждался быстро, с плохо сдерживаемой энергией. На мой взгляд, он еще не научился направлять свои чувства в нужное русло. Его прикосновения меня раздражали. Я мяукнула, что ангорский кот, вероятно, принял за крик оргазма. Он вышел из меня. Все кончилось быстро, буквально за несколько секунд. Обычно после занятий любовью меня тянет поговорить, но на этот раз я решила остаться одна и знаком велела Феликсу проваливать. К счастью, настаивать он не стал.
Я вновь подумала о сиамце. Вот он действительно произвел на меня впечатление. Весь вечер мне не давал покоя вопрос: как он мог узнать так много вещей, о которых я даже понятия не имела? Я поднялась на третий этаж, устроилась на перилах и стала наблюдать за соседним балконом. Поскольку Пифагор все не появлялся, я решила его позвать и мяукнула. Мне показалось, что за занавеской в спальне мелькнул какой-то силуэт. Может, это он?
Но хотя окно было открыто, сосед все не шел. Я была уверена – он меня услышал. А если затаился за шторой, то только потому, что не желал больше вести со мной разговоры.
И даже, скорее всего, жалел, что поделился со мной