ладонью подпер щеку, просчитывая варианты. Наконец, другой рукой перетащил фигуру.
– Конь на аш-три… Да… Съел?! Руки крутишь?.. – Он коротко рассмеялся. – Ну я тоже… Взял… Да, пешкой. Теперь-то куда пойдешь?.. Заметь: я улыбаюсь сейчас… Что?! Как на жэ-четыре, как на жэ-четыре, там же мой офицер стоит?!.. Ты что, Григорьич?..
Образовалась небольшая пауза. Старик внимательно осматривал положение фигур. На том конце провода слышалось сопение, разразившееся осторожным вопросом.
– Ну да, на жэ-четыре… У тебя что, и доски нет?.. По памяти играешь? В уме?.. Даешь ты! Ну ты силен… А где доска твоя?.. Молодец, конечно, тренируйся… Я склероза не боюсь! Наоборот, забыть ничего не могу… Куда ты, открыть? А, хорошо, жду…
Он покачал головой, хмыкнул несколько раз, еще раз покачал головой. Видно, его всерьез озадачило сказанное партнером.
– Что? – вновь произнес он в трубку. – Капельницу? Ну, давай прервемся… Позвонить?.. Да нет, у меня безлимитный, говорю сколько хочу. Сыновья помогают… Как же, двое – не один… Конечно, хорошо… Нет, ты уж заканчивай свои дела. Накачивайся лекарствами спокойно, до полного удовлетворения… Ага, на здоровье.
С неохотой он положил трубку, даже погладил ее, не желая расставаться с другом.
– Крут, – хмыкнув, вымолвил он в адрес Григорьича.
Глянул на стену, где висело их фото. Отсюда не разобрать.
Вдвоем, недавние выпускники. Он чернявый, в смешных брюках-раструбах, кепке набекрень, с распахнутым воротом рубахи, улыбается; а рыжий Григорьич – и тогда он уже был им (хоть и не забывалась, не могшая миновать его, детская кличка Рыжий) – с волнистыми, будто завитыми на бигуди, волосами, серьезный, в костюме с галстуком, на петлице пиджака – ромбик института, колпачок авторучки торчит из нагрудного кармана, в ногах – портфель, близоруко щурится, как всегда…
Старик хотел встать, но глянул на круглый золотой диск настенных часов, взял половинку таблетки из высокого блюдечка, еще раз сверился со стрелками. Перед глазами даже всплыла хитроватая физиономия молодого усача-врача, практиканта из районной поликлиники. Прием лекарств осуществляется строго по расписанию. Он съел ущербную таблетку, не запивая давно остывшим чаем, погонял языком во рту и оставил растворяться кисловатым соком.
Можно подумать, что и болезни могут так рассосаться, почти что сами собой… А ведь только этого препарата уже четыре половинки в день…
Послышалось: внутри телефонного аппарата что-то звякнуло, словно в его недрах намечался новый входящий звонок, но не последовал. Старик, затаив дыхание, прислушивался, в надежде подождав на всякий случай еще немного, – нет, все же показалось. Он справился с волнением и тяжелой походкой двинулся в другую комнату.
Прогуляться. Арестант на прогулке… Нет, в камере. Или больной в палате. Хорошо, не лежачий… Один…
Два месяца старик не выбирался из дому. Опасался головокружений, мог внезапно потерять ориентацию и упасть. Последний раз его с трудом затащила на этаж пожилая соседка-врач.