через губу, высокомерно.
Прошлый год их старшенький на соревнованиях по гребле умудрился лодку перевернуть, а я тогда его из реки вытащил. Ну и остальных четверых охламонов из его колледжа, что на вёслах сидели, заодно. Заболел, конечно, октябрьская-то речка – это вам не парное молоко, так сэр Долий мне в благодарность доктора нанял, а его миссис каждый день меня навещала, пока я на поправку не пошёл, бульон жирный из курицы привозила и настоящий пасечный мёд в сотах. Мистер Крагг потом ещё целый фунт подарил, «за мужество», сказал. И от суперинтендента нашего участка благодарность потом была, пять шиллингов к месячному жалованью премии выписали. И из колледжа в наш участок благодарственное письмо пришло. Про меня даже в газетах тогда напечатали.
– Как поживает молодой мистер Крагг?
– Благодарю, констебль, досрочно и с отличием закончил колледж, готовится поступать в университет.
– Что ж, передавайте ему мои поздравления и наилучшие пожелания, сэр.
– Непременно, мистер Вильк.
Раскланиваемся и идём дальше, каждый своим путём: супруги Крагг совершать свой променад, а я – патрулировать портовую набережную. Чтобы никто безобразий не учинял и не нарушал благочиния, значит.
Меня наш сержант любит на такие вот места в дневные смены ставить, где господа с мамзельками прогуливаются в охотку: на Коронную набережную или на Адмирал-плёс, в Ниппонский парк ещё или на прешпекты всяко-разные. Говорит, я олицетворяю там чего-то, к власти и правопорядку уважение внушаю.
Ну а что ж? Парень я ладный, справный – с четырнадцати лет в молотобойцах, – и ростом Бог не обделил. А кто видом не внушается, так я ж могу и с левой приласкать. С правой не могу – зашибить опасаюсь.
Я, собственно, из-за своего удара с левой в констебли-то и попал. Пошёл на рынок прикупить из еды кой-чего да заодно знакомому лавочнику кухонные ножи своей работы, из брака, да железных огрызков, которые на свалке подбирал, наделанные, сдать на продажу и угодил в историю. Только я к рыбным рядам надумал заворачивать, а тут у тётки Лизабеты, соседки моей, через два дома проживающей, с прилавка какой-то залётный отрез сукна домотканого дёрнул, шаль вязаную у средних лет джентльмена, что её приобрести намеревался, из рук хвать, с кошельком вместе, да дёру. Мистер, что к покупке приценялся, за ним, да шустро так, по всему видать, что догонит, – руку в карман суёт зачем-то. Не иначе как за ножиком полез, – это я тогда так решил. Вот же, подумалось, не хватало соседке покойника, за которого потом полиция из неё всю душу вытрясет.
Так-то я этого залётного жулика при любых раскладах мимо не пропустил бы – у нас, в рабочих кварталах, если вора какого поймают, бьют всем миром, жестоко, но не до смерти. Учат, значит, чтобы к честным трудягам не совался, погань, а тут мне его изловить сам Бог велел – не попустить смертоубийству приключиться. Двинул я его в лоб с левой – удар у меня этот хорошо поставлен, – когда воришка мимо меня пронестись пытался, не сильно-то так и вдарил, а он аж ноги выше головы вскинул да едва колесо в воздухе