как-то сошли в мир иной в течение двух десятков лет после Победы. А все союзнички жили долго и счастливо, потому что не заморачивались по поводу потерь и разрухи, больших неудач и уничтоженной страны. Вот наших вождей и лечил Викентий Адамович Иванов.
Зоя Семёновна посмотрела на генерала.
– Да, да, я тоже думаю, фамилия не настоящая, но специалист-геронтолог он был настоящий, его препараты и сейчас ещё творят чудеса.
Зазвонил дежурный телефон. Генерал долго слушал.
– Пусть выезжают все, и Зырянова заберите. – Взглянув на Лаврову, сказал:
– Похоже, наш случай. Куски тела в частном секторе, – он посмотрел на часы. – Ну что же, давайте собирайтесь в третью городскую.
– А Зурьянц?
– Он с бригадой, посмотрит и сразу к нам подъедет.
Третья городская больница, самая большая в городе, расположилась практически на высоком берегу Ишима, от него отделяет узкая полоска гаражей и парка Победы. Ехать в этот район приходится через весь город. Коммунальщики с чувством собственного достоинства и ощущая приятную безнаказанность, в межсезонье, когда срочно требовалось именно днём убрать горы грязной наледи, устроили несколько нескучных пробок и забили, естественно, весь центр.
Водитель генерала заботливо повёз комиссию в объезд через район завода Куйбышева и Почтовый посёлок, сразу на Индустриальную улицу. Когда проезжали мимо старого кладбища, с которого всё началось, все дружно посмотрели налево, силясь что-то рассмотреть. В машине были, кроме генерала и Лавровой, полковники Михайлов и Марков. Ещё выезжая, Зоя Семёновна распорядилась, чтобы всё приготовили к их приезду: тела вывезли в смотровой зал кафедры, а посетителей просили не принимать, по русскому обычаю после часа дня покойников обычно не забирают.
Когда въехали, во дворе морга стояло три уазика серого цвета с надписью «скорая помощь». И хотя на одном отсутствовало слово «скорая» и буквы были синего цвета, никто не обратил на это внимания.
В зале кафедры стояли три стола, на одном лежала лже-Бикен, если бы не громадный разрез от подбородка до пупа, посиневший на местах пятисантиметровых стежков, можно было подумать, что она живая и по цвету, и по напряжённым налитым мышцам ног и рук. Огромная грудь лже-Бикен вообще стояла перпендикулярно столу. На другом столе лежал бесформенный кусок человеческого тела с торчавшим из него скелетом. На третьем – бывший водитель «скорой помощи», пришедший в такое состояние ещё в далеком тысяча девятьсот семьдесят втором году. Две суровые дамы, в целлофановых респираторах и жабьих очках, прилаживали оборудование. Служитель морга – старая женщина с ведром и шваброй прошла в глубину римской аудитории. Тихо шипя, работала вентиляция.
– Это невероятно! – восхищалась Лаврова, рассматривая кожу лже-Бикен через лупу. – Если бы не рана на лбу, можно подумать, что она спит.
– Да, и если бы не это, – показал пальцем на шов Марков – и осёкся. Лже- Бикен открыла глаза! Можно было, конечно,