говорит, что она к тебе подбежала, толкнула, а потом ты уже опрокинул консервную банку.
– Не помню, да зачем ей.
– Надо вспомнить, Андрей. Очень подробно, – смотря в упор, произнёс полковник Марков.
– Владимир Кузьмич, я не понимаю, разве это важно, что за медсестра, какую банку? Главное по убийству, что с ребятами или с этой девочкой. Да вы медсестру допросите.
– Медсестру уже не допросишь, – вставил Мухаметшин. – Дело в том, что пока суд, да дело, они тебя в «скорую» погрузили. А Саша Малыгин выбежал посмотреть, в какую сторону тебя повезут: ну там, в областную больницу или в третью городскую. А тут вас на Индустриальной, на перекрёстке «КАМАЗ» и накрыл, прямо на красный свет.
– Ну и… – от нетерпения дрожал Андрей.
– Ты, как видишь, живой и ни царапины, – откинулся на стул Мухаметшин.
– А они?
– А они как сказать, – перебил Марков, раскрывая папку и подавая заполненный формуляр судебно-медицинской экспертизы. – Читай, я главное подчеркнул.
Андрей взглядом пробежал по метрическим данным и остановился на подчёркнутых выводах…
«Состояние тел совершенно удовлетворительное, макроскопические наблюдения показывают: характер тканей, их напряжённость и окраска совершенно не изменились, подкожно-жировой слой не изменился ни по объёму, ни по консистенции, состояние мышц исключительно хорошее. Пальпация ткани показывает временный прилив к месту соприкосновения неизвестной жидкости и местное изменение цвета кожи…».
– Что за чушь? Вы что, их варить собираетесь? – пошутил Андрей.
– Скорее бальзамировать, понимаешь, они ещё в семьдесят втором разбились. Да ты до конца дочитай, интересное чтиво. – Но Андрей протянул листы полковнику, понимая, что его сейчас вырвет.
– Это ещё что. Я в морге на опознании их родственников откачивал, вот это была картина.
– Ошибки быть не может? – с трудом проговорил Зырянов, вытираясь полотенцем.
– Нет, вчера ночью эксгумацию делали, в могилах ничего нет, куча тряпья в гробах, – мрачно вздохнул Марков.
– То-то я сразу почувствовал неладное, – вспомнил свои ощущения Андрей.
– На тебя одна надежда, ты единственный, кто с ними общался и живой остался.
– Да нет, чушь это всё. Понимаешь, я ещё удивился, помнишь, холод собачий, а она в капроне, вырез на платье до пупа и грудь неестественно огромная.
– Или неприятного цвета, ну вспомни, – подсказал Мухаметшин. —
Загримирована, у них ведь там в моргах стежки в палец толщиной, прикрыть то как-то надо было.
– Маразм какой-то, – произнёс Марков. – Если бы шеф со стороны нас услышал, с работы поснимал бы.
Все замолчали, думая о своём.
– А как они двигались, они же мёртвые? – нарушил тишину Зырянов. – Вот чёрт, они ко мне притрагивались. Вдруг захотелось закурить или выпить.
– Дайте хоть сигарету, что ли.
Мухаметшин с силой раскрыл запечатанное окно, впуская городской