у толпы народа, стремящихся поддержать своих собратьев по разуму.
– Ответственность понесут устроители этой поездки. У кого больше будет претензий, те выиграют процесс, – пояснил он.
– Наше путешествие скоро подойдет к концу. Мы отправимся по домам, но пусть у нас в памяти останется этот незабываемый акт, – сказала она в сумерках на опустевшей палубе, приближаясь к ресторану.
– Брось грустить, соловушка, – подбодрил ее высокий статный кавалер, касаясь с ней крепким мужским плечом.
– Пойду в каюту, – сказала она дотошному любовнику. – Голова разболелась от качки на палубе, – добавила она нервно.
– Завтра встретимся там же, на корме, – с патетикой ответил Мантрыгин, увлеченный эротической интригой и взрывом эмоций у своей несовершеннолетней подруги. – Обязательно переоденься перед выходом на сушу… Хочу тебя сфотографировать в юбке… – настаивал он в назидание.
– Боюсь, что я тебе разонравлюсь, потому что у меня слишком худые ноги, – сказала совершенно испуганная девушка, настолько привлекательная в обыденной одежде, что у них обоих сильнее забилось сердце от переполненности чувств, а у нее начинало выпрыгивать от услышанного предложения пойти с ним на прогулку.
Эти жестокие слова подействовали на аспиранта с точностью до наоборот. Она напоминала ему маленькую гнедую лошадку, которая скакала рядом, периодически утыкаясь мокрым носом ему в крупную сильную ладонь, о чем он сообщил жене, с силой привлекая ее к себе.
– Не волнуйся, пожалуйста. Я привык к разным видам, но ты выглядишь очень хорошо… – сказал будущий профессор в полной уверенности, что она поверила ему безотчетно.
– Переберу чемодан. Найду что-то вроде юбки, как ты сказал, – согласилась она.
Поздно вечером все самые одичавшие за один день пассажиры сокрушили свои запасы еды за минуту. Туристы улеглись, распластавшись на жестких матрасах без простыней. Неугомонная Настя, поужинав в каюте своими запасами, вылезла из нижнего отсека парохода по лестнице, надеясь встретить того, с кем провела весь день, плодотворно пересекая голубую блестящую палубу в направлениях частей света. Он стоял как революционный штык прямо у самой вертящейся туда-сюда узкой двери, помогая ей ступить наверх, как истинный джентльмен, легко принимая ее вес, перенося на руках на стоящий почти у самого бортика один из двух стульев, садясь сам, сажая ее на сильные колени, укачивая, как младенца в колыбели.
– Я буду с тобой дежурить, не возражаешь? – спросила она, чувствуя себя не лишней в его одинокой компании на темной палубе, без единого фонаря, когда пароход шел полным ходом.
– Конечно, присоединяйся ко мне, буду рад с тобой поговорить о нас с тобой, – внося ноту терпения в их встречу при луне.
– Жизни не хватит для нашей любви, – сказала она, – но я уже давно не младенец. Не хочу тебе надоедать, – очарованная его участием, как можно элегантнее спрыгивая с колен,