Одна сломалась – купили другую, – быстро заговорил Мольтаверн. – Но вы уже не можете любить машины, они для вас ничего не стоят. Логично?.. Так – средство передвижения. Вот как для Пэ. Какая ему разница? А когда своя, единственная… Когда мучился, берег, сам ремонтировал – совсем другой разговор. Можно быть счастливым, когда хорошо поел. Когда на тебе новые джинсы. Или когда где-то рядом хорошо пахнет. Вы не понимаете… Если вам стоит только захотеть и у вас будет всё, что вы хотите, это непонятно. Вино окажется кислое. Шоколад горький. Всё не то, не то…
– Философия, Леон, – вздохнула Луиза, помолчав. – Когда человек хорошо ест, у него лицо подтянутое, кожа блестящая. Когда плохо – серое, опухшее. Какая между ними разница?.. Да огромная!
– Мы говорим о разных вещах. Я вот люблю, например, сушить одежду на улице, потому что она потом хорошо пахнет, – привел Мольтаверн еще один пример. – А другой даже не понимает, что одежда хорошо пахнет, если у него всегда был такой огород. – Мольтаверн показал в сад.
– Это не огород, а розарий.., – поправила Луиза. – Но я поняла, что ты хочешь сказать. Какой ты всё же притвора, Леон! Ты ведь понимаешь больше чем десять адвокатов, вместе взятых! Не знала, что ты философ.
– Это не философия. Это опыт жизни, – изрек тот не без самодовольства.
С минуту они помолчали.
– Ну, раз ты такой опытный, такой умный, ответь мне вот на какой вопрос. Помнишь, мы с тобой говорили про армию, про жестокость и всё такое… Как ты всё это совмещаешь? Ты лев, по-моему, по гороскопу?
– Нет, я не лев.
– А похож… Так что я хотела спросить… Ты в Бога вообще веришь? Любой нормальный человек должен задумываться над такими вещами.
Задержав на собеседнице иронический взгляд, понимая, что такой вопрос невозможно задавать серьезно, Мольтаверн сложил руки на груди и, изображая из себя тугодума, ответил:
– А почему нет? Бог – это такое дело.
– Какое дело, Леон?
– В Святой Дух я верю, а в Отца нет.
– Чего-чего?.. Повтори-ка, не расслышала!
Мольтаверн, улыбаясь, отрицательно покачал головой, повторить сказанное отказывался.
– Ну ты даешь! Откуда же он взялся, Святой Дух? С неба, что ли, свалился?
– Он ниоткуда не взялся.
– Как это ниоткуда? Объяснил бы темноте!
– Объяснять нечего. Он всегда был, и точка.
– Послушай… Ты, случайно, не сектант? А то, глядишь, тебя в твоих крестовых походах завербовали грешным делом?
– Нет, крещеный и не сектант.
– Леон, а что ж ты тогда в эти войска полез, раз ты такой. Ну, как сказать…
– Так надо было, – ответил Мольтаверн без смущения.
– Я серьезно спрашиваю… Встань на мое место.
Мольтаверн нетерпеливо озирался по сторонам.
– Значит, ты и в вечную жизнь веришь? – продолжала Луиза донимать его.
– Верю.
– А вот я этого не понимаю… Что это такое? Как ты себе это представляешь?
Мольтаверн