столько хорошей музыки… «Битлз», «Дип Перпл», «Лед Зеппелин», а она слушает итальянцев…
– Все их сейчас слушают…
– И ты слушаешь, потому что все? Или тебе нравится?
– Нравится, в общем.
Я подошел к окну, отодвинул тюль, посмотрел на улицу. Со стороны Зеленого Луга ехал трактор-бульдозер с ковшом, весь в катафотах.
– Во сколько мама придет? – спросил дядя Жора.
– Она сегодня в районо на конференции, – сказала Наташа. – Поэтому, может быть, поздно.
– Ладно, тогда я, наверно, пойду. Передавайте привет ей и папе. И с наступающим Днем знаний. Знаете же, что первое сентября – теперь праздник, День знаний?
– И что это значит? – спросила Наташа. – Что первого в школу не надо?
– Надо, Наталия, надо… С какой это стати правительство вдруг устроит нам всем выходной?
– А зачем тогда такой праздник?
– Ну, есть у нас День металлурга, День танкиста, день еще кого-то… – дядя Жора хмыкнул. – Пусть будет еще и День знаний.
С разных сторон к школе шли пацаны и девки. Почти все малые несли цветы. Я отвернулся от окна. Наташа вышла из ванной – в белом кружевном переднике, с такими же кружевным воротничком и манжетами. Она взяла из трехлитровой банки букет гладиолусов: всем десятиклассникам сказали принести цветы.
– Комсомольский значок не забыла? – спросил я.
– Забыла. Хорошо, что напомнил. Остался на черном переднике.
– Завяжешь мне галстук?
– Ну ты даешь. Третий год пионер, а галстук завязывать не умеешь…
– Умею. Просто за лето забыл…
Я взял «дипломат» и вышел из квартиры. Наташа ушла минут десять назад. «Дипломат» мне купили еще в мае, но мама сказала не носить до осени, до шестого класса. Он черный, с простыми замками из блестящего металла, без украшений, кроме окантовки. Зато внутри – большой карман на замке, три маленьких кармана и кармашки для ручек. Края я обклеил черной изолентой – как другие пацаны. Если не обклеить, дерматин протрется, и выторкнется деревяшка.
Пацаны лепили на «дипломаты» наклейки с машинками или «бабами», но я не стал, чтобы не содрали. Свою наклейку-«бабу» я прилепил внутри. «Бабы» стоили дороже, чем машинки и всякие другие. Их привозили пацаны, которые служили в армии в Германии. Я купил свою у Гурона из двадцать восьмой за рубль пятьдесят, а ему привез его двоюродный брат.
Коля ждал меня между домами. Его «дипломат» был попроще, без окантовки, но с такими же замками. На обеих сторонах, во всех четырех углах, он налепил наклейки – гоночные машины.
На Колином балконе сушилось белье – пододеяльники, простыни, наволочки, чьи-то штаны и майка.
Я негромко свистнул. Коля подошел к окну, помахал мне рукой. Я зашел в подъезд, пробежал два пролета. Коля стоял в дверях.
– Заходи. Серый приехал.
Я сбросил туфли. Мы прошли через зал в угловую комнату – «детскую». Серый, Колин брат, сидел на кровати в голубой майке с надписью «футбол». Летом он поступил в минский РТИ. Мы поздоровались за руку.
– На выходные приехал? – спросил я.
Серый