в ту пору хлебом не корми, только дай познакомиться с чем-нибудь латиноамериканским. Я как раз трудился в одноименной редакции АПН, и за материалы – они назывались «контактными» – где речь шла о «Пылающем континенте», вступившем в любую связь с СССР, платили неплохие гонорары. Рублей 20–25. Так что к великой иллюзии я потянулся не из любви к ней, а можно сказать, из корысти.
Себастьян – чилиец, талантливый и очень симпатичный улыбчивый человек, ученик Романа Кармена, внимательно посмотрел на меня и говорит:
– Ты на наших очень похож. Хочешь, я тебя в картине сниму? Посмотри сцену, выучи текст, и мы тебя попробуем.
Включили мне запись. Hijo de puta! Cago en la virgen de la madre bendita que te pario, cono! – сказал я про себя трудно переводимый идиоматический оборот, когда увидел, что мне предлагалось сделать. Ключевой момент фильма – герой рассказывает о своей жизни глухонемой проститутке, лежа с ней в кровати. Оба – совершенно ню! А барышня, скажу я вам, ну, очень ничего.
– Себастьян, – говорю я режиссеру. – У меня только три условия. Первое – я не раздеваюсь. Второе – актриса тоже в одежде. Третье – мы с ней не лежим, а сидим. Потому что за девушку не скажу, но за себя я, как честный человек, в такой ситуации не ручаюсь!
Аларкон согласился. Но поскольку, даже сидя в одежде рядом с девушкой, я вспоминал о ней, в основном, ню, то с перевоплощением у меня получилось не очень убедительно, и роль отдали другому.
Мне с бессловесной ролью египетского феллаха в Иране еще повезло. У другого актера текст был, но я ему почему-то не позавидовал.
Про кино-3
Однажды на съемках нашей программы в Стокгольме я решил заглянуть в сувенирную лавку. У входа стояли две женщины, говорившие по-русски. «Разрешите пройти», – попросил я. Женщины уступили дорогу, дав возможность мне погрузиться в изучение ассортимента гномов, магнитов и пр. подарочной ерунды. Далее воспроизвожу дословно.
– Простите, а вы – кто-то? – подошла ко мне одна из дам.
– Все мы – кто-то, – неуверенно ответил я.
– Ааа… – она примирительно махнула рукой. – А я подумала – артист какой-то.
Конечно, артист! Самой запоминающейся моей ролью в кинематографе стал эпизод второго плана в комедии Леонида Гайдая «Не может быть!». Там я появляюсь на заднем плане ровно на 2,5 секунды, замаскированный под разносчика папирос. С настоящим лотком на ремне и муляжами курева начала ХХ века. И хотя на съемках я изо всех сил олицетворял собой систему Станиславского, никто, кроме меня, опознать меня, увы, не успевает.
Фильмы Гайдая были уморительно смешными, легкими, а сам Леонид Иович запомнился мне молчаливым, себе на уме. Может, и был другим, но таким остался в памяти. Я даже и не знал тогда, что он воевал в Монголии, потом на Калининском фронте, совершил подвиг, был ранен, награжден… А вот Нина Гребешкова в те годы была очень боевой! Почему-то именно ей выпала сомнительная честь покупать матрас на деревянной основе, к которому я потом приладил ножки, чтобы он служил мне кроватью. Почему нельзя было купить ребенку нормальную кровать, почему за матрасом пришлось ехать именно Гребешковой, даже не спрашивайте. Не помню! Помню зато, как мы зашли с