бери, вон на тумбочке.
Фролов, лежа на кровати, вставил:
– Ты его, как «Шипр», на себя не лей. Иначе твое присутствие в полковом медицинском пункте будет слышно в штабе и в командирском модуле.
– Знаю!
Побрызгавшись одеколоном, взглянув на себя в зеркало, Истомин поднял руку:
– Адью, господа, я удаляюсь.
Фролов спросил:
– Ты уходишь из экипажа?
– С чего? Сам знаешь, куда иду. На рассвете буду на месте.
– Но ты же попрощался с нами.
– Не понял?
– Адью, Илюха, по-французски – прощай. Навсегда, понимаешь?
– Да какая разница?
– Если уходишь на время, говори «до свидания». Можно даже по-французски.
– Я изучал английский. Читаю и перевожу со словарем. Причем хреново, в училище еле на тройку вытянул.
– «До свидания» по-французски, раз ты так любишь этот язык и желаешь уходить, – «аревуар».
– А ты откуда знаешь?
– А я учил французский, в школе, на «отлично».
– Ну тогда всем аревуар.
– Давай, Казанова.
– Не скучайте, я вернусь.
Истомин вышел на территорию. Стемнело. Вообще в Афганистане темнеет, по нашим меркам, рано и быстро. Казалось бы, конец июня, самые длинные дни и короткие ночи, но в восемь часов здесь уже темно. Освещение есть, но слабое, там, где это необходимо. Периметр гарнизона под охраной усиленного караула. Выйти за пределы невозможно, да и не надо штурману за пределы. Ему надо в полковой медицинский пункт.
Он прошел, как говорится, окольными путями. Подошел к светящемуся окну с торца здания. Заглянул.
Румянцева сидела за столом, заполняла какой-то журнал.
Он постучал.
Она вздрогнула, посмотрела на окно.
Там вовсю улыбался штурман «33-го».
Она покачала головой, улыбнулась, кивнула в сторону входа.
Истомин подошел к входу, осмотрелся. Вот здесь свет был ни к чему, все крыльцо как на ладони. Взялся за ручку, но дверь открыла медсестра.
– Ты чего так рано?
– В смысле рано? Девятый час!
– Отойдем в курилку.
Они прошли под навес из арматуры, по которой разросся виноград. Там их не было видно.
– У меня в стационаре больные еще не спят.
– А что, есть больные?
– Да, Илюшенька, люди иногда болеют. Да еще афганский мальчик. Мне необходимо круглосуточно смотреть за ним.
– Надеюсь, отца его в санчасти нет?
– Нет, тот у особистов.
– Так что получается, даже и после отбоя мы не сможем с тобой расслабиться как следует?
– Сможем. Но недолго, часик.
Истомин вздохнул:
– Что такое часик, Люда, я так соскучился?!
– Правда?
– Честное слово.
– Ну полтора.
– Это уже кое-что.
– Но сейчас иди, погуляй, приходи после десяти, все!
– Слушай, а начмед наведаться может? Из-за афганского пацана?
– Вряд ли, операцию провели успешно, жизни ничего не угрожает, надо только давать антибиотики строго по часам. Да смотреть на показания