время. Я не признаю такого права. Я не признаю, например, что какая-то великая несправедливость была совершена по отношению к американским индейцам или к аборигенам в Австралии. Я не признаю, что этим людям был причинен ущерб в результате того, что более сильная раса, более высокоразвитая раса или, во всяком случае, более умудренная раса, если можно так выразиться, пришла и заняла их место» (154–155).
Здесь, в этих словах, весь моральный облик Черчилля, его ценности, его глубинные мотивы и руководство к действию – как на ладони. В них четко и совершенно неприкрыто выражено кредо оккупанта, претендента на мировое господство, почище чем у Гитлера – они были ягодами одного поля. Мы, русские, всегда должны помнить об этих его словах, ибо в любую минуту они могли бы быть обращены и в наш адрес. (Мы ведь, с нашими ископаемыми богатствами, тоже, с подобных позиций, – собака на сене.) А заявленная в них логика с легкостью была бы применена к нам не Гитлером, а тем же Черчиллем, сложись все немного по-иному.
Помни, не забывай об этом, Иван! И будь всегда бдителен, имея дело с англичанами, людьми Запада вообще.
Но вся прелесть в том, что эти слова и эта логика были использованы в обоснование и в защиту особых прав не англичан в Палестине, а евреев по сравнению с арабами. Кто, поистине, был уже к тому времени для Черчилля «своим»?
Как Черчилль вооружил евреев на вечный бой
Усиливающаяся лавинообразно иммиграция евреев в Палестину неизбежно вела к обострению арабо-еврейских отношений. Это породило, в свою очередь, две проблемы: 1) на повестку дня встал вопрос о разделе Палестины на две независимые друг от друга части: поменьше для евреев и побольше для арабов; 2) евреи поставили вопрос о необходимости вооружиться «для самообороны». Конечно же, евреи не могли обойтись без Черчилля для оптимального, с их точки зрения, решения проблемы.
Но тут их взгляды неожиданно разошлись. Ибо Черчилль, если можно так выразиться, оказался бо́льшим сионистом, чем сами сионисты. Дело в том, что идею немедленного раздела Палестины поддержал Хаим Вейцман, «предпочитавший образование маленького государства прямо сейчас перспективе создания большого государства в относительно отдаленном будущем» (156). Вейцман, так сказать, предпочел получить синицу в руки, нежели журавля в небе. О чем он и заявил на известной встрече с Черчиллем и «тиграми сионизма» в 1937 году. Черчилль же категорически протестовал против такой минимизации требований и требовал от евреев ждать своего часа, целенаправленно проводя ту же политику массовой иммиграции, и «держаться, держаться, держаться». Он считал, что имеющее быть там созданное еврейское государство должно включать в свой состав всю Палестину, от Средиземного моря до реки Иордан. Время подтвердит его правоту.
В этом споре на стороне Черчилля оказался и поддержал его своими соображениями весьма специфический исторический персонаж – еще один лидер сионистов Владимир-Зеев (Вольф Евнович) Жаботинский, встречу с которым Черчиллю за две