Он заверил также, что «никогда не подведет» Вейцмана (229). Это обещание он держал с самого момента знакомства и до конца. Ибо обманывал многих и часто, но никогда – евреев.
Когда Великобритания официально признает, наконец, Израиль, Вейцман, избранный первым президентом нового государства, направит именно Черчиллю благодарственную телеграмму. И Черчилль, ответив: «Я с удовольствием вспоминаю все наше долгое сотрудничество», припишет затем от руки: «Свет разгорается…» (342).
Гилберт, делая вывод о взаимоувязанности всей биографии Черчилля с еврейской темой, подчеркивает: «У него были коллеги-евреи и помощники-евреи. Он восхищался крупными историческими фигурами еврейского происхождения. Он сам совершенно ясно сказал во время обсуждения английским обществом проблемы еврейского терроризма в Палестине: «Еврейский народ весьма хорошо знает, что я – его друг»» (378). Уточню: еврейский терроризм, о котором идет речь, был обращен против англичан, и такое признание поистине дорогого стоило. Оно было сделано другу-еврею в доверительной беседе, в то время как публично Черчилль вынужден был осуждать акты террора против британцев (12). На чьей же стороне в действительности был влиятельный политик, которого все по сей день считают защитником интересов Великобритании? Более подробный разговор об этом впереди, он не оставит у читателя и тени сомнений[12].
Кто был для Черчилля своим, а кто чужим? Парадоксально, но свою собственную идентичность политик сам определял порой довольно неожиданно и своеобразно. Однажды он заявил подчиненному ему фельдмаршалу сэру Уильяму Слиму, главе генерального штаба: «Фельдмаршал, посылая вас в Египет, я хочу сделать совершенно ясным одно обстоятельство: сам я сионист, и я хочу, чтобы вы исходили в своих действиях из этого» (354–355). Хорошая инструкция представителю военной мощи Британии от британского премьер-министра, не правда ли?
Подобные признания делались им не раз и не случайно. Весной 1946 года Черчилль находился в Соединенных Штатах. 18 марта он был почетным гостем на обеде, данном Бернардом Барухом в Нью-Йорке[13]. Один из присутствующих, видный экономист Элиша Фридман, на следующий день написал Черчиллю: «Вы глубоко тронули меня, сказав, что вы – сионист» (308). Возвращаясь из Соединенных Штатов на борту лайнера «Куин Мэри» и знакомясь со списком пассажиров, Черчилль узнал, что на борту находится Барнет Дженнер, с которым он двадцать лет назад работал в комитете в поддержку сионизма в палате общин. Он пригласил Дженнера на чашку кофе в свою каюту, и первыми его словами при встрече были: «Я – сионист» (349)…
Наконец, в ходе официального визита в США во время своего второго премьерства летом 1954 года, отвечая на вопросы корреспондента на пресс-конференции, Черчилль вновь заявил: «Я – сионист».
Вот так манера представляться! Никто Черчилля за язык не тянул, таково было его свободное самоопределение. Надо, разумеется, иметь в виду, что сионизм – это не только движение за переселение евреев всего мира