с небес на землю, дабы защитить от меня. Когда рассудок человека в смятении, первыми приходят на ум именно такие мысли.
Не в силах говорить, я перевел взгляд с той, что стояла, на ту, которую пытался убить. Пробудившись от громких возгласов, она открыла глаза, подняла голову от подушки, лицо ее озарил свет, и – о Боже! – я узнал Кларису.
Три дня назад я оставил ее у постели умирающей подруги, в одиноком особняке на холмах Донегола. Она хотела побыть с бедняжкой до конца, до самого последнего ее вздоха. Убежденный, что она далеко и что это покои моей госпожи, находясь в горячечном плену собственных домыслов, в обманчивом призрачном свете, проникавшем сквозь шторы, я принял Кларису за миссис Лоример, на которую она так была похожа, и подошел к самому краю чудовищной пропасти!
Но почему я остановился, почему не бросился с обрыва вниз головой? Кинжал все еще может послужить мне. Один удар в сердце, и я буду свободен от тягостного груза воспоминаний и безумных предвидений будущего.
Затуманенный рассудок временно прояснился, дав мне возможность совершить правильный поступок. Но вместо того чтобы осуществить акт сострадания и справедливости, я лишь увеличил меру моей неблагодарности, снабдив крыльями вихрь, ниспосланный унести меня навстречу гибели.
Видимо, я поддался влиянию чувств, которые не переставал разлагать на составляющие. Мысли о том, какими последствиями может быть чревато мое самопожертвование, завели меня в тупик. Как объяснить, зачем я пришел сюда под личиной убийцы, посягая на жизнь идола моего сердца, любимого чада моей покровительницы? Как описать словами то, что случилось с Уайеттом и какие причины привели к разыгравшейся в спальне сцене? Существует ли наказание, соразмерное моей жестокости и соответствующее моему безрассудству? Что может быть проще, чем обратить кинжал против себя самого? Но разве это не самый легкий выход для меня?
Во второй раз удар был предотвращен. Госпожа опять удержала мою руку от преступления. И вновь рассеялись чары таинственного демона, игрушкой и жертвой которого стал я по воле судьбы.
С каждой минутой увеличивалось число моих смертных грехов. Самоубийство было бы не менее чудовищно, чем покушение на убийство. Я и так отплатил своей покровительнице черной неблагодарностью, причинив ей столько зла, сколько она оказала мне благодеяний, а теперь еще и вынудил ее спасать меня от очередного безумного поступка.
Я бросил кинжал на пол. Порыв, подсказавший ей удержать мою руку, сменился бурей эмоций, которые неизбежно должно было вызвать все произошедшее. Молча, с невыразимой болью и тревогой взирала она на меня. Клариса, движимая инстинктом целомудрия, поспешила прикрыть краем простыни грудь и лицо, но и ее нечленораздельный возглас свидетельствовал о том, каким безмерным ужасом она охвачена.
Шатаясь, я попытался сделать несколько неуверенных шагов. Голова была как в тумане, жесты лишены всякого смысла. Я шевелил языком, но не мог произнести ни слова, и мне казалось, что между жизнью