словах, адресованных ей, я постоянно находил поводы, чтобы вновь восхититься ее общепризнанными добродетелями, и с глубокой горечью отмечал, сколько зла причинил этой благороднейшей женщине ее брат.
Рассказ о черных делах Артура Уайетта, усиленный и драматизированный красноречием Сарсфилда, поверг меня в ужас. Будь подобный персонаж вымыслом поэта, я и то засомневался бы в здравом уме сочинителя, ибо всегда считал, что человек – создание сложное и в каждом есть как хорошее, так и дурное. Эта моя теория людских страстей не позволяла мне верить, что кто-то может быть настолько одержимым злом, чтобы получать удовольствие от мук и страданий других людей.
Когда Сарсфилд говорил о миссис Лоример, я счел абсолютно естественным поинтересоваться, изгладила ли череда последующих событий из его памяти впечатления тех давних дней и не проснулась ли в нем в этот более благоприятный период его жизни прежняя любовь к моей госпоже? В ответ он дал мне понять, что испытывает к ней те же чувства, что и тогда. Сказал, что надежда на новый виток их отношений ни на миг не покидала его, а теперь и вовсе окрепла. Заверил, что у него хватит силы духа перенести неудачу, но также хватит и мудрости не потерять голову, если судьба будет к нему благосклонна.
В дальнейшем я убедился, что чаяния моего друга не были беспочвенными. Его намеки, изъявления его чувств она принимала легко и непринужденно; казалось даже, что она слегка заигрывает с ним, поощряя к ухаживаниям; и поскольку ее искренность и доброжелательность остались прежними, надежды Сарсфилда вполне могли осуществиться.
Разлука с Кларисой затянулась. Ее подруге к концу месяца стало чуть лучше. А я начал терять терпение и снова навестил их, но был вынужден вернуться один. Приехав в Дублин поздно вечером, я почувствовал себя крайне утомленным и поспешил к себе в комнату.
Услышав о моем приезде, Сарсфилд выразил желание повидаться со мной. Новости, которые он собирался мне сообщить, были, по его мнению, настолько важными и безотлагательными, что он счел возможным войти в спальню и разбудить меня…
Проснувшись, я обнаружил, что Сарсфилд сидит у моей постели. Он выглядел очень встревоженным. Осознав это, я сразу поинтересовался, что случилось.
Сарсфилд сокрушенно вздохнул.
– Простите меня за столь несвоевременное вторжение, – сказал он. – Но из-за пустяка я бы не стал вас тревожить. Два дня я не находил себе места и еле дождался вашего возвращения. Счастье, что вы тут. Я очень нуждаюсь в помощи, и мне необходим ваш совет.
– О, Господи! – воскликнул я. – Это звучит пугающе. Разумеется, вы можете рассчитывать на меня. Но что произошло?
– Вечер вторника, – ответил он, – я провел здесь. Домой шел уже в ночи. Не успел я потянуться к дверному колокольчику, как вдруг, шагах в десяти, увидел человека, который стоял, прислонившись к стене. По его позе я понял, что он за мной наблюдает. А потом свет круглого фонаря, висящего над дверью, осветил лицо этого человека.