японской политики, влиятельнейшего принца Киммоти Сайондзи, заверил, что на данном этапе о будущем японо-советских отношений беспокоиться не следует.
На основании всей имевшейся информации посольство, направляя в Москву аналитический доклад, делало вывод, что известный поворот в планах и настроениях среди тех, кто определял внешнюю политику Японии, по-видимому, наступил. Вместе с тем делалась оговорка, что успокаиваться на этом никак нельзя.
Сегодня, зная ретроспективу истории, можно с уверенностью сказать, что последняя точка на планах японских милитаристов развязать агрессивную войну против СССР была поставлена значительно позже, в 1939 году, когда советско-монгольские войска под командованием будущего маршала Георгия Жукова разгромили японские части на Халхин-Голе.
Пребывание отца на посту полномочного представителя СССР в Японии подходило к концу. Несмотря на успехи в работе, отец постоянно тяготился дипломатической деятельностью, о чем говорил неоднократно. В одном из писем на имя Сталина он писал: «Три года назад, желая уйти из Госторга в связи с возникшими тогда у меня с Наркомвнешторгом разногласиями относительно дальнейшей судьбы Госторга, я согласился поехать полпредом в Японию… Я больше чувствую склонность к хозяйственной работе, чем к дипломатической, и гораздо лучше себя чувствовал бы на большой хозяйственной работе, чем на большой дипломатической. Может быть, и пользы для СССР было бы больше». Последнее его обращение к Сталину было 20 сентября 1932 года. Он писал, что «измотался». И жаловался, что долголетнее пребывание за рубежом «сильно отражается на здоровье, развивается сильное малокровие. Необходимо учить сына. Желания дипломатической работы не имею. Прошу дать интересную хозяйственную работу, на которой буду более полезен. Сообщите, когда могу рассчитывать уехать».
На это Сталин 19 декабря дал следующий ответ: «Не считаете ли Вы возможным отложить вопрос о замене Вас другим полпредом в Японии месяцев на 8 – на год. Мы бы не хотели терять тех связей, которые завелись у Вас с деятелями Японии, что имеет для нас большое значение, особенно в настоящий момент. Привет. Сталин».
Тем не менее отец настоял на своем, и мы покинули Японию в конце февраля 1933 года. Отказ отца дать согласие на просьбу Сталина задержаться в Токио расценивался в Москве как незаурядный поступок, в это время уже редко кто осмеливался перечить ему. А. И. Микоян потом рассказывал мне, что однажды на вечеринке у него дома один из тогдашних лидеров комсомола, выпив лишнего, чуть ли не с кулаками полез на отца с криком: «Как вы посмели отказать нашему вождю в его просьбе!» Впрочем, сам Сталин, судя по последующим событиям, не затаил злобы по этому поводу.
Нашему отъезду предшествовали проводы, которые можно назвать необычными. Император презентовал отцу две вазы. При этом министерство двора дало в печать сообщение, что подарок сделан за выдающиеся заслуги в развитии советско-японской дружбы. Министр иностранных дел Утида прислал в полпредство