выжимал между строк, не говоря прямо. – В общем, слушал снова и снова.
– И съел все печенье? – пошутил Гардинер. Приятель скорчил в ответ недоуменную гримасу, но промолчал.
Они набили карманы орехами, чтобы стреляться, когда надоест жевать, и отправились раскачиваться на привязанной к дубу веревке. Ребята разбегались с крыши заброшенного сарая, крепко вцепившись в веревку. Не прошло и четверти часа, как стоявший на земле К. потянул Натана за щиколотку:
– Пойдем. Они хватятся нас в школе.
– Ты чего такой нетерпеливый сегодня?
Клайв снова смолчал.
«Такой же безответственный, как и его родители!» Конечно, мистер Селвин, пыльный неудачник с колокольчиком в морщинистой руке, учитель с характером полицейского инспектора, не мог простить отъезд миссис Эрншо в столицу, и распускал между семьями одноклассников сплетни о домашних Клайва (развод обеспечил их эмблемой скандальности в провинциальной тесноте). Фразу о безответственности К. слышал сам. С того самого момента мальчик принял тяжелое решение сторониться всех имеющихся у него в школе приятелей, дабы не запятнать их созданной стараниями мистера Селвина репутацией. Сторониться и потихоньку ждать отъезда. Когда посещать школу стало совсем невмоготу, мать Клайва, ссылаясь на мнимую инфлюэнцу у сына, оградила его от общества одиозных учителей на целый месяц. Выдержав часы занятий в школьном карауле, Натан отправлялся к симулянту в Элм-холл, и они вдвоем шли ловить сачком бабочек или удить рыбу. Он задирал голову, крича на второй этаж, где скучающий друг сидел на щербатом подоконнике: «Эй, инфлюэнца, выходи!» Бывало, они выбирались на пикники, лёд, свернутый в одеяло, прятали под сиденье повозки, чтобы не испортились вкусности, любезно приготовленные стряпухой дома Эрншо. Тема школьных пересудов не поднималась.
С тех пор утекло много воды, но К. продолжал нещадно полосовать учителя в своих книгах, извращая фамилию Селвина. Гардинер всегда от души смеялся над эпизодами «Мистера Ренегата», где были зашифрованы их приключения за партой.
Натаниэль отнес послание на почту. Камышей на эспланаде разрослось вдоволь, красота, думал садовник, пружинистым шагом спускаясь по пригорку, на ходу жуя хрусткое яблоко. «Что же он делал, великий бог Пан, там, в камышах, за рекою?» – стихотворение Баррет Браунинг, тоже привет из школьных лет, давно стало его прогулочной песенкой. Ему было двадцать восемь, солнце сезонов набирало обороты; лучшие розы в графстве, всеобщее уважение; и почтальон в местном отделении, и помощник егеря, встретившийся на тропинке, и каждый житель городка величал его не иначе как «мистер Гардинер».
Глава 2
Сирень розовая
(значение: «Будьте терпеливы»)
«Тигр, Тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?»[2].
Мередит