бывалых, союзников верных, защитников искренних…
– И что проку мне, отче, от сей державности, коли каждое утро вместо глаз любимых лицо постылое лицезреть стану? – тихо остановил увещевания Великий князь. – Прости, святитель, но не желаю я такого величия.
– Ты говоришь мне о любви, отрок? – нахмурился Макарий. – Ты девицу лишь издалека несколько раз искоса лицезрел и уже в любви некоей уверен?
– Да, отче, – сглотнув, кивнул юноша. – Душу мне образ девицы сей перевернул. В уме и сердце моем живет, помыслить себя без нее не могу. Если это не любовь, что же тогда словом сим нарекают?
– Неужели, чадо, ты готов променять звание Великого князя, власть в державе православной на глаза черные, уста сахарные да на голос, коего даже и не слышал вовсе? – укоризненно покачал головой митрополит.
– Мне титулы сии в тягость, святитель, – даже поморщился государь. – Лучше я простым боярином служить буду, в избе крестьянской жить, лишь бы токмо Анастасия та моею стала!
– Звание государя всея Руси не пряник тульский, дабы так легко им разбрасываться, – отложил кисть и досочку с красками патриарх. – Титулы сии токмо с головой правители теряют. Коли ты, Иоанн, вместо княгини знатной простолюдинку в жены себе выберешь, бояр родовитых кланяться ей принудишь, позора столь великого они тебе точно по гроб жизни не простят. И пренебрежения подобного к дочерям их, и унижения местнического. Всех… Ты понимаешь сие, Иоанн? Ты всех знатных бояр супротив себя возмутишь! Не простят тебе этого князья наши. Не простят, нож в спину воткнут при первой возможности! Готов ли ты на сие?
– Готов, отче, – без колебания ответил молодой человек.
– Мне кажется, ты не понимаешь серьезности моих слов, чадо мое любимое, – вздохнул митрополит. – Ты выбираешь смерть. Выстоять одному супротив всех родов знатных не так-то просто. Сомнут тебя князья с боярами, как есть сомнут. Сгинешь безвестно в порубе холодном, ако братья отца твоего. Ни тел, ни следов, ни пятна кровавого не останется.
– Пусть так, отче! Лучше смерть рядом с любимой, нежели трон без нее!
– Уверен ли ты в сем выборе, сын мой возлюбленный? – твердо и холодно произнес святитель. – Третий и последний раз спрашиваю тебя, Иоанн: готов ли ты голову свою положить ради того, что девицу Анастасию урожденную Кошкину женой своей прилюдно назвать? Вот крест святой, перед ним поклянись! Но подумай сперва крепко, ибо данного сейчас слова назад вернуть уже не сможешь!
Юноша внимательно посмотрел на своего воспитателя, прошел мимо него к распятию, глубоко вздохнул, выдохнул:
– Жизнью клянусь! – Он широко перекрестился, наклонился вперед и поцеловал ноги господа. Помолчал, повернул голову к митрополиту: – И что теперь, святитель?
– Теперь ступай с миром, дитя мое, – заметно смягчил голос Макарий. – В Благовещенский собор больше не приходи, дозволяю. Придумай что-нибудь для опекунов своих докучливых. Нездоровым скажись, что ли…
– Н-но… –