огни фонарей – всё это образует здесь, на земле, красочный танец космоса, который как ни назови, а он останется прекрасным. Созвездие своего города я узнаю всегда, как астроном ни с чем не спутает созвездия Персея или Андромеды. Скорее Ковш Большой Медведицы изменит форму, чем созвездие моего города обретёт другие очертания.
Как писали Ильф и Петров, «параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами». Этот маленький мир мне интересен. Эти далёкие огни притягивают к себе. Почему-то они выглядят такими уютными и добрыми, как на рождественских открытках, и даже не верится, что в круге их света может происходить трагедия или горе. Во всяком случае, всегда так кажется. Свет, этот осколок солнца, действует на сознание только позитивно, и тогда люди, которые находятся рядом с этими огнями – такие маленькие и совсем невидимые издалека – вырастают в моих рассказах. Тут и «клочок земли величиной в почтовую марку» способен стать огромной вселенной.
Хорошо ехать ранним утром весной, когда в седьмом часу уже светло. Народ спит, сопит, а ты смотришь в окно и видишь разноцветные деревянные домики, скопления которых сменяет лесополоса, где деревья оживают после зимы. Между верхушками деревьев и верхней рамой окна тянется нежно-голубая лента утреннего весеннего неба. Создаётся впечатление, что плывёшь по реке меж высоких берегов! И тишина… Так и вспоминается знаменитый монолог Савелия Крамарова, где покойники вдоль дороги с косами стоять. И тиши…
– Милок, не топи так шибко! – будит всех бабка, обвешанная котомками, которая, видимо, опаздывала на поезд, бежала, взмокла, а теперь вот задыхается и молит машиниста о пощаде.
– Вам персонально жарко, а мы из-за Вас мёрзнуть должны! – справедливо возмущаются другие пассажиры, которым совсем не жарко, так как за бортом довольно-таки холодный утренник.
– Пар костей не ломит, – с расстановкой ответил машинист, на чём инцидент был исчерпан.
Старушка ещё немного поверещала, чтобы все поняли, что гвардия умирает, но не сдаётся, а потом остыла, ей стало даже зябко, и она принялась уже жаловаться на недостаточное отопление в поездах, о котором она непременно напишет некому «дяпутату».
И снова благословенная тишина. И огни за окном, затерявшиеся в земных просторах. Так хорошо в тишине. Особенно после какой-нибудь бурной риторики по поводу или без. В это время всегда тихо, потому что ночь ещё фактически не кончилась, и люди по всем законам природы продолжают спать. Шумиха возникает, когда в поезд садится человек из чужой партии пассажиров. Как эта старушка, которая наверняка едет к детям и внукам в Петербург, к той части своей семьи, которой удалось перебраться из деревни в город. Такие старушки обычно едут позднее, часов в девять-десять. Она сама чувствует, что выпала из своей обоймы и испытывает от этого лёгкий дискомфорт, но вскоре адаптируется к условиям данного социума и начинает