Тут же стоял другой УАЗ, только милицейский, и скорая помощь.
– Тормозни-ка тут! – негромко сказал он водителю – сорокалетнему прапорщику, который, впрочем, и так уже остановил машину.
Васильев выпрыгнул на мокрый растрескавшийся асфальт и быстро подошел к толпившимся у подъезда людям.
– Что случилось? – громко, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил он. Никто не ответил. Женщины с нервной тревожностью пару раз оглянулись на него испуганными и безсмысленными глазами, мужчины продолжали стоять, перешептываясь и тихо переругиваясь друг с другом. Дождь продолжал противно, изматывающе моросить, но расходиться никто не собирался.
– Что случилось-то? – уже тише спросил Васильев своего знакомого, капитана Николаева, стоявшего тут же, рядом с ним.
– Васька застрелился, – тихо ответил он.
– Как застрелился?! – недоуменным, но уже почти кричащим шепотом переспросил Васильев.
– Так, – Николаев стал говорить еще тише. – Застрелился. Как все стреляются. Оставил записку: мол, никого не виню, стыдно, что детей кормить нечем. Не могу, мол, так жить.
Васильев почувствовал, как у него слегка подкосились ноги, а волосы на голове, намазанные скверным армейским «Шипром», начинают противно чесаться от выступившего пота. Вася Петренко был его старым приятелем, он тоже когда-то окончил Киевское училище. Вася был чуть помоложе. Они никогда не были особенно близки, но общая альма-матер, вкупе с тем, что они были тезками, – это невольно сближало их в тесном гарнизонном мирке. К тому же Петренко был человеком в общении легким, добродушным и на редкость хлебосольным (а такое в армейской среде всегда ценится особо). Пять лет назад Вася стал местной знаменитостью: его супруга родила тройняшек. Приезжали фотограф и журналист из районной газеты, в которой вскоре вышла небольшая заметка со столь же небольшой фотографией молодого и в один момент ставшего многодетным семейства Петренко. Вася был очень горд: и заметкой, и женой, но в первую очередь – тремя своими сыновьями.
А вот теперь эта радость и гордость стала для него смертным приговором. Даже те офицеры, у кого в семье был всего один ребенок, не знали, где найти деньги, чтобы одеть, обуть, собрать его в школу (не говоря уже про еду – о еде вообще почти не удавалось забыть). «Вытянуть» же троих сыновей оказалось просто невозможно. И вскоре Вася понял, что помощи ему ждать неоткуда. Неясно, когда именно он решил наложить на себя руки. Со стороны ничего, решительно ничего нельзя было заметить. Но вот настал этот сентябрьский день, и вышло так, что Вася дома был, а его жены и всех троих сыновей – не было. Тогда он написал короткую записку на грязно-желтом листе, вырванном из старой телефонной книги, достал свой табельный ПМ (который не должен был, вообще-то, находиться у него дома – но тем не менее находился) и выстрелил себе в висок…
Васю – точнее, Васин труп – увезли в морг. Было обязательное вскрытие, протокольные «мероприятия», которые в таких случаях должна