не произнес ни слова. Наконец, понимая, что это радостное, ликующее молчание, к сожалению, обрывается и дальше все-таки нужно что-то сказать, он произнес:
– Давайте я вас провожу! А то тут у вас темно…
– Не надо, – ответила девушка, – тут же рядом.
Водитель, персонаж не вполне определенного возраста со следами многолетней алкогольной интоксикации на небритом лице, с грациозной безтактностью влез в разговор:
– Да вы вон, когда подниметесь, светом поморгайте, мы и увидим…
– Как это: поморгать? – с легким раздражением спросил Андрейко.
– Ну это, включить-выключить!.. Вы на каком этаже живете? – обратился таксист к девушке.
– На восьмом. Вон мои окна, – она показала рукой, какие.
– Может, мне все-таки вам позвонить потом? – спросил Андрейко и тут же мысленно выругал себя за этот неуместный, мальчишеский вопрос. «Как подросток!» – пронеслось в голове.
– Не надо, – ответила Наталья. – Я сама вам позвоню. Напишите телефон, – и она на удивление быстро, почти мгновенно достала из своей женской сумочки листок бумаги. Ярослав торопливо написал свой номер.
Так состоялось их знакомство. И она действительно позвонила, и в ближайшее воскресенье, произнося отпуст с амвона своего храма, он увидел ее, в бордовой зимней куртке, стоящую у самого входа. С этого времени их общение началось и более не прекращалось.
Виделись они не очень часто, но регулярно. Иногда она тихо, не привлекая к себе внимания, появлялась у него в храме. Иногда он заглядывал к ней, в то место, которое она называла домом – в комнату в общежитии, которую она снимала и вследствие этого не должна была делить с кем-то еще. Благодаря этому обстоятельству Ярослав мог гостить у нее столько, сколько хотел – что он и делал.
Наталья стала для него открытием. Совсем еще молодая, очень тихая и скромная девушка, она умела быть твердой и даже храброй. Ярослав чувствовал, что полюбил – полюбил по-настоящему впервые, полюбил взаимно. Но едва ли он осмелился бы свалиться в смерч новых и явно безнадежных отношений, если бы не удивительная смелость Натальи, его Наташи, которая умела сочетать эту смелость с не менее удивительной женственностью.
Она кое-что знала о канонических нормах и требованиях церковного устава. А то, чего не знала, Ярослав ей рассказал, ничего не утаивая. Ей было известно, что он женат, пусть и более чем неудачно. Знала она также и то, что священник второй раз жениться не может и что Ярослав, если перед ним встанет выбор, предпочтет священство, а не ее. Также она понимала, что рано или поздно этот выбор ему делать придется.
То есть, коротко говоря, они оба осознавали: в конечном счете ничего, кроме боли – возможно, самой сильной боли, которую они когда-либо испытывали – им эти отношения не принесут.
– Наташенька, неужели тебе это нужно? – спросил Ярослав.
– Да, – ответила она. И более таких вопросов они друг другу не задавали.
С тех пор