Во всем мне хочется дойти до самой сути…. Борис Пастернак

шабашем скал, к которым

      Сбегаются с пеной у рта,

      Чадя, трапезундские штормы,

      Когда якорям и портам,

      И выбросам волн, и разбухшим

      Утопленникам, и седым

      Мосткам набивается в уши

      Клокастый и пильзенский дым,

      Где ввысь от утеса подброшен

      Фонтан и кого-то позвать

      Срываются гребни, но – тошно

      И страшно, и – рвется фосфат,

      Где белое бешенство петель,

      Где грохот разостланных гроз,

      Как пиво, как жеваный бетель,

      Песок осушает взасос.

      Что было наследием кафров?

      Что дал царскосельский лицей?

      Два бога прощались до завтра,

      Два моря менялись в лице:

      Стихия свободной стихии

      С свободной стихией стиха.

      Два дня в двух мирах, два ландшафта,

      Две древние драмы с двух сцен.

      2. Подражательная

      На берегу пустынных волн

      Стоял он, дум великих полн.

      Был бешен шквал. Песком сгущенный,

      Кровавился багровый вал.

      Такой же гнев обуревал

      Его, и, чем-то возмущенный,

      Он злобу на себе срывал.

      В его устах звучало «завтра»,

      Как на устах иных «вчера».

      Еще не бывших дней жара

      Воображалась в мыслях кафру,

      Еще не выпавший туман

      Густые целовал ресницы.

      Он окунал в него страницы

      Своей мечты. Его роман

      Вставал из мглы, которой климат

      Не в силах дать, которой зной

      Прогнать не может никакой,

      Которой ветры не подымут

      И не рассеют никогда

      Ни утро мая, ни страда.

      Был дик открывшийся с обрыва

      Бескрайний вид. Где огибал

      Купальню гребень белогривый,

      Где смерч на воле погибал,

      В последний миг еще качаясь,

      Трубя и в отклике отчаясь,

      Борясь, чтоб захлебнуться вмиг

      И сгинуть вовсе с глаз. Был дик

      Открывшийся с обрыва сектор

      Земного шара, и дика

      Необоримая рука,

      Пролившая соленый нектар

      В пространство слепнущих снастей,

      На протяженье дней и дней,

      В сырые сумерки крушений,

      На милость черных вечеров…

      На редкость дик, на восхищенье

      Был вольный этот вид суров.